НОРМА ЛИТЕРАТУРНОГО ЯЗЫКА

§1. Определение нормы.
Динамическая теория нормы
Термин «норма» по отношению к языку прочно вошел в обиход и стал центральным понятием культуры речи. Ака­демик В.В. Виноградов ставил изучение норм языка на первое место среди важнейших задач русского языкознания и области культуры речи.
В современной лингвистике термин «норма» понимается в двух значениях: во-первых, нормой называют общеприня­тое употребление разнообразных языковых средств, регу­лярно повторяющееся в речи говорящих (воспроизводимое говорящими), во-вторых, предписания, правила, указания к употреблению, зафиксированные учебниками, словарями, справочниками.
В исследованиях по культуре речи, стилистике, совре­менному русскому языку можно найти несколько опреде­лений нормы. Например, у С.И. Ожегова сказано: «Норма ? это совокупность наиболее пригодных («правильных», «пред­почитаемых») для обслуживания общества средств языка, складывающаяся как результат отбора языковых элементов (лексических, произносительных, морфологических, син­таксических) из числа сосуществующих, наличествующих, образуемых вновь или извлекаемых из пассивного запаса прошлого в процессе социальной, в широком смысле, оценки этих элементов». В энциклопедии «Русский язык» читаем: «Норма (языковая), норма литературная ? приня­тые в общественно-речевой практике образованных людей правила произношения, грамматические и другие языковые средства, правила словоупотребления».
Широкое распространение получило определение: «...норма ? это существующие в данное время в данном языковом коллективе и обязательные для всех членов кол­лектива языковые единицы и закономерности их употреб­ления, причем эти обязательные единицы могут либо быть единственно возможными, либо выступать в виде сосуществующих в пределах литературного языка, вариантов».
Ю.Н. Караулов обращает внимание еще на один аспект при определении нормы: «Норма, учитывающая как систем­ный, так и эволюционный аспекты языка, невозможна без третьей координаты ? личностной, т.е. языкового сознания».
Для того чтобы признать то или иное явление норма­тивным, необходимы (по меньшей мере!) следующие условия: 1) регулярная употребляемость (воспроизводимость) данного способа выражения, 2) соответствие этого способа выражения возможностям системы литературного языка (с учетом ее исторической перестройки), 3) общественное одобрение регулярно воспроизводимого способа выраже­ния (причем роль судьи в этом случае выпадает на долю писателей, ученых, образованной части общества).
Приведенные определения касаются языковой нормы. Однако, если мы признаём дихотомию язык ? речь, то не­обходимо говорить и о речевой норме. Понятие речевой нормы тесно связано с понятием функционального стиля. Если языковые нормы едины для литературного языка в целом, они объединяют все нормативные единицы незави­симо от специфики их функционирования, то речевые нормы устанавливают закономерности употребления языковых средств в том или ином функциональном стиле и его раз­новидностях. Это ? функционально-стилевые нормы, их можно определить как обязательные в данное время зако­номерности отбора и организации языковых средств в зави­симости от ситуации, целей и задач общения, от характера высказывания. Например, с точки зрения языковой нормы правильными считаются формы в отпуске ? в отпуску, дверь­ми дверями, читающий ученик ? ученик, который читает, Маша красива ? Маша красивая и т.п., однако выбор той или иной конкретной формы, того или иного слова зависит от речевых норм, от коммуникативной целесообразности.
Литературный язык соединяет поколения людей, и поэтому его нормы, обеспечивающие преемственность культурно-речевых традиций, должны быть как можно более yстойчивыми, стабильными. Норму, хотя она и отражает по­ступательное развитие языка, не следует механически вы­водить из языковой эволюции. Л.И. Скворцов ввел в оборот понятие динамической нормы, включая в него и признак потенциальных возможностей реализации языка. Он указывает, что различают два подхода к понятию нормы: таксономический (классификационный, описательный) и динамический. Языковая норма, понимаемая в ее динамическом аспекте, есть «обусловленный социально-исторически ре­зультат речевой деятельности, закрепляющей традиционные реализации системы или творящей новые языковые факты в условиях их связи как с потенциальными возможностями системы языка, с одной стороны, так и с реализованными образцами ? с другой».
Динамическая теория нормы, опираясь на требование относительной устойчивости, совмещает в себе и учет про­дуктивных и не зависящих от воли говорящих тенденций развития языка, и бережное отношение к тем речевым на­выкам, которые были унаследованы от предшествующих поколений.
Понимание динамической природы нормы включает как статику (систему языковых единиц), так и динамику (функ­ционирование языка). При этом функциональный аспект нормы особенно интересен, так как связан с таким явлени­ем, как вариантность: «Норма не может быть задана конеч­ным набором фактов, а неминуемо выступает в виде двух списков ? обязательного и допустимого (дополнительного). Это источник нормативной вариантности, т.е. вариантов в пределах нормы».

§2. Вариантность норм
Варианты (или дублеты) ? это разновидности од­ной и той же языковой единицы, обладающие одинаковым значением, но различающиеся по форме. Некоторые варианты не дифференцируются ни семантически, ни стилисти­чески: úначе ? инáче; скирд ? скирдá; цехи ? цеха; сáжень ? сажéнь. Однако подавляющее большинство вариантов под­вергается стилистической дифференциации: звáла ? звалá, бухгалтеры ? бухгалтера, обусловливать ? обуславливать, машу ? махаю (вторые варианты по сравнению с первыми имеют разговорный или просторечный оттенок).
Как и за счет чего возникают варианты? Какие явления можно считать вариантными, а какие нет? Какова судьба вариантных способов выражения? Эти и другие вопросы постоянно находятся в поле зрения ученых.
Известно, что язык непрерывно меняется. Это очевидно. Сопоставим текст, написанный около 150 лет назад, с совре­менным, чтобы увидеть перемены, произошедшие в языке за это время:
Но только что сумрак на землю упал,
По кóрням упругим топор застучал,
И пали без жизни питомцы столетий!
Одежду их сóрвали малые дети,
Изрублены были тела их потом,
И медленно жгли их до ýтра огнем.
(М. Лермонтов)

Зевеса, мечущего громы,
И всех бессмертных вкруг отца,
Пиры их светлые и дóмы
Увидим в песнях мы слепца.
(Н. Гнедич)

В приведенных контекстах представлены явления, расходящиеся с современными нормами по определенным признакам: фонетическим, лексическим, морфологическим и др. Постоянные, непрерывные языковые изменения, которые происходят в небольшие промежутки времени, мало замет­ны. Стадия варьирования и постепенная замена конкурирую­щих способов выражения обеспечивают менее ощутимый и не столь болезненный сдвиг нормы, в немалой степени способствуя существованию известного парадокса: язык изменяется, оставаясь самим собой.
Л.В. Щерба в свое время писал: «...в нормативной грам­матике язык зачастую представляется в окаменелом виде. Это отвечает наивному обывательскому представлению: язык изменялся до нас и будет изменяться в дальнейшем, но сейчас он неизменен». Функционирование языка предполагает языковые изменения, замену одной нормы другой. В.А. Ицкович представляет процесс смены норм следующим образом. Новое попадает в язык вопреки существующим правилам. Оно появляется обычно за пределами литератур­ного употребления ¾ в просторечии, в профессиональной речи, в разговорно-бытовой и т.д. Потом постепенно закре­пляется в литературном языке. Схематически это можно представить так:

Норма Не норма

1.

2.

3. Варианты норм

4.

5.

Схема 1. Смена норм современного русского
литературного языка

Вначале явление X1 ¾ норма, явление Х2 находится за пределами КЛЯ (употребляется в разговорной речи, в про­сторечии, в профессиональной речи). На втором этапе происходит постепенное сближение этих двух явлений, уже начинает употребляться и в КЛЯ, в устной его разновидно­сти. Третий этап характеризуется тем, что два явления употребляются наравне, сосуществуя как варианты нормы. Затем на четвертом этапе происходит «сдвиг» нормы: вариант Х2 постепенно вытесняет вариант X1, последний упот­ребляется только в письменной речи КЛЯ. И на конечном этапе мы наблюдаем смену норм: явление Х2 ? единствен­ная форма КЛЯ, а X1 находится уже за пределами нормы. По этой схеме происходило, например, изменение оконча­ний именительного падежа множественного числа у слов лектора ? лекторы, фактора ? факторы, смотрителя ? смотрители, циркуля ? циркули, ефрейтора ? ефрейторы и др. В 70-х гг. XIX в. нормативными были формы с оконча­нием -а(-я), потом постепенно они заменились формами с окончанием -ы(-и). Интересным является то, что у этих и подобных существительных норма изменялась дважды: ис­конное окончание -ы(-и) заменилось на -а(-я), а потом снова вытеснило собой эту, новую тогда, норму. Данная нами схема показывает наиболее обычный процесс смены норм. Но так бывает не всегда.
В развитии вариантности выделяется еще несколько тенденций (см. работы Л.К. Граудиной, В.А. Ицковича и других исследователей).
Первая ? тенденция к стилистическому размежеванию вариантов (дифференциация по стилистической окрашенности, маркированности). Такое стилистическое расслоение произошло, например, в 70?80-е гг. XIX в. с большинством неполногласных и полногласных вариантов (хладеющий ? холодеющий, позлатить ? позолотить, средина ? середина и пр.). Еще в начале XIX в. они (и им подобные) считались стилистически нейтральными. Позже эти пары резко разошлись, размежевались: неполногласные варианты стали употребляться в поэтической речи и приобрели черты возвышенной поэтической лексики. Усиление контраста в стилистической окрашенности видим мы также и у произносительных вариантов на заднеязычные согласные. В XVIII ? начале XIX в. нормой считалось «твердое» произношение согласных, часто это находило и орфографическое отражение. У К.Н. Батюшкова, например, наблюдаем такую рифму:
В сей хижине убогой
Стоит перед окном
Стол ветхий и треногий
С изорванным сукном.
И далее:
Но ты, о мой убогой
Калека и слепой,
Идя путем-дорогой...
Накинь мой плащ широкой,
Мечом вооружись
И в полночи глубокой
Внезапно постучись...
(«Мои пенаты»)
Несколько позже П.А. Вяземский уже употреблял дру­гие формы на заднеязычные согласные, которые получили широкое распространение сегодня:
Север бледный, север плоский,
Степь, родные облака ?
Все сливалось в отголоску
Где слышна была тоска...

...А теперь, где эти тройки?
Где их ухарский побег?
Где ты, колокольчик бойкий,
Ты, поэзия телег?
(«Памяти живописца Орловского»)
В наши дни «твердое» произношение заднеязычных согласных наблюдается лишь в сценической речи (и то непо­следовательно, чаще у актеров МХАТа старшего поколе­ния): действует устойчивая тенденция сближения написа­ния и произношения. Таким образом, во второй половине XX в. соотношение форм с «твердым» и «мягким» произно­шением заднеязычных согласных иное по сравнению с тем, что было в XVIII ? начале XIX в.
Наряду с такой стилистической дифференциацией языковых средств наблюдается и противоположная тенденция ? нейтрализация книжной и разговорной окраски. Например, еще в XIX в. у единиц измерения физических величин в ро­дительном падеже множественного числа было обычным окончание -ов (амперов, вольтов, ваттов). Затем (очевид­но, под действием закона экономии) произошел сдвиг нор­мы: нейтрализовалась форма с нулевой флексией (ампер, ватт, вольт), в современном языке у большинства техни­ческих единиц измерения она стала господствующей: ом, ватт, кулон, ампер, эрг, герц. Начался этот этап, по мне­нию Л.К. Граудиной, в 80-е гг. XIX в. и закончился в первом десятилетии XX в., т.е. со сменой одного поколения физиков другим. У таких же единиц измерения, как грамм, килограмм, в родительном падеже множественного числа Нулевая флексия распространена в устной форме в разговорном стиле, а в письменной, вследствие жесткой редактор­ской правки, до сих пор нормированными считаются фор­мы на -ов: граммов, килограммов. Таким образом, процесс "сдвигов" в соотношении вариантов не бывает прямолиней­ным, он часто проходит неравномерно и неодинаково.
Классифицируются варианты в зависимости от разных признаков. По принадлежности к языковым типам единиц выделяются варианты:
1) произносительные (було[ч']ная ? було[ш]ная, же[н']щи-на ? же[н]щина, до[жд]м ? до[ж’]м и под.);
2) словоизменительные (тракторы ? трактора, в цехе ? в цеху, гектар ? гектаров и под.);
3) словообразовательные (резание ? резка, прошивание ? прошивка, набивание ? набивка и т.д.);
4) синтаксические: а) предложного управления (ехать на трамвае ? ехать трамваем, высота в 10 метров ? высота 10 метров, замечания по адресу кого-либо ? замечания по адресу кого-либо); б) беспредложного управления (ждать самолema ? ждать самолет, не могут прочесть книгу ? не могут прочесть книги, два основные вопроса ?два основ­ные вопроса и др.);
5) лексические (кинофильм ? кинокартина ? кинолента, интернациональный ? международный, экспорт ? вывоз, импорт ? ввоз и т.д.).
Необходимо отметить, что фонетические, словообразовательные и грамматические варианты, по существу, пред­ставляют собой семантические дублеты, лексические же ва­рианты стоят несколько обособленно. Как отмечает Л.К. Граудина, классификация вариантов по их принадлежности к| языковым типам единиц вряд ли целесообразна; она интересна только с точки зрения относительной частоты вари­антов одних типов сравнительно с другими. P.M. Цейтлин классифицирует варианты по видам стилистических соотношений между членами пар, выделяя, с одной стороны, группы пар вариантов, в которых один из членов резко стилистически окрашен (блато ? болото, брещи ? беречь, шлем? шелом), а с другой ? пары, в которых варианты наиболее близки друг к другу в стилистическом отношении (краткий ? короткий, беспрестанный ? бесперестанный и под.).
Такой подход к вариантам большинством исследователей признается плодотворным. К примеру, М.В. Панов счи­тает, что в основу классификации вариантов должны быть положены типы стилистической оппозиции. При этом не важно, варьируются ли синтаксемы, лексемы, морфемы фонемы. Главными являются стилистические закономерности, управляющие их функционированием в речи.
В процессе языкового развития число вариантов, по мнению большинства исследователей, заметно и непрерывно сокращается. Это происходит вследствие повышения все общей грамотности населения, усиления влияния на культуру речи средств массовой информации и пропаганды, нормализаторской деятельности языковедов, постоянной унификации в области орфографии и орфоэпии, усиления книжных стилей языка ? речи и т.п.

§3. Типы норм. Понятие речевой ошибки
В лингвистической литературе последних лет различа­ют два типа норм: императивные и диспозитивные.
Императивные (т.е. строго обязательные) ? это та­кие нормы, нарушение которых расценивается как слабое владение русским языком (например, нарушение норм скло­нения, спряжения или принадлежности к грамматическому роду). Эти нормы не допускают вариантов (невариативные), любые другие их реализации рассматриваются как неправильные: встретился с Ваней (не с Ванем), звонят (не звонят), квартал (не квартал), моя мозоль (не мой мозоль), мыть голову шампунем (не шампунью).
Диспозитивные (восполнительные, не строго обя­зательные) нормы допускают стилистически различающие­ся или нейтральные варианты: иначе ? иначе, скирд ? скир­да, гренки ? гренки (разг.), мышление ? мышление (устаре­вающее), вихриться ? вихриться (допустимо), коричневый ? коришневый, кусок сыра ? кусок сыру, зачетная книжка ? зачетка, поехало трое студентов ? поехали трое студен­тов. Оценки вариантов в этом случае не имеют категориче­ского (запретительного) характера, они являются более "мяг­кими": "так сказать лучше или хуже, уместнее, стилистиче­ски более оправданно" и под. Например, в устной речи ак­теров фраза Я работаю на театре получила широкое распространение (как и наречие волнительно: Все это очень волнительно). В письменной речи уместнее употребить фразy Я работаю в театре. Моряки говорят компас, рапорт, в то время как общелитературная норма компас, рапорт.
Следует помнить, что наряду с вариантами, допускае­мыми диспозитивными нормами литературного языка, су­ществует и множество отклонений от норм, т.е. речевых ошибок. Такие отступления от языковых норм могут объясняться несколькими причинами: плохим знанием са­мих норм (Мы хочем читать; С двадцать двумя ребятами мы ходили в кино; Оденьте на себя пальто); непоследовательностями и противоречиями во внутренней системе языка (так, причиной распространенности неправильных ударений типа звала, рвала, очевидно, является литературное ударе­ние на корне в формах звал, звало, звали; рвал, рвало, рвали. Ненормативная форма лектора существует, наверное, по­тому, что в системе языка есть нормативные формы док­тора, лагеря и т.д.); воздействием внешних факторов ? тер­риториальных или социальных диалектов, иной языковой системы в условиях билингвизма (Мы живем под мирным небом, не слышно в ы б у х о в орудий, залпов снарядов).
Еще несколько лет назад все отступления от нормы ли­тературного языка (кроме орфографических и пунктуаци­онных) считались "стилистическими ошибками", без вся­кой дальнейшей их дифференциации. Такая практика при­знана порочной. Ошибки необходимо дифференцировать в зависимости от того, на каком речевом уровне они допущены. Хотя единой оптимальной классификации речевых ошибок нет, но большинство исследователей выделяют ре­чевые ошибки на фонетическом, лексическом и граммати­ческом уровнях (с дальнейшей их дифференциацией, на­пример, "ошибка в произношении согласных звуков", "сме­шение паронимов", "контаминация", "ошибки в склонении числительных" и т.д.). Собственно "стилистическими" счи­таются такие ошибки, которые связаны с нарушением тре­бования единства стиля (одностильности), т.е. стилистические ошибки рассматриваются как разновидность речевых: Туристы жили в палатках, к у ш а т ь варили на костре; Настя с б е с и л а с ь, а Актер повесился; В начале романа мы видим Павла обыкновенным рабочим парнем, который увлекается г у л я н к а м и; О т в е т с т в е н н о с т ь за млад­шего братишку была в о з л о ж е н а на меня.

§4. Нормализация и кодификация
С вопросами норм, их вариантности тесно связаны по­нятия нормализации и кодификации. Часто термины "нормализация" и "кодификация" употребляются как синони­мы. Однако в исследованиях последних лет эти термины и понятия разграничиваются.
В.А. Ицкович предлагает считать нормализацией не простое описание нормы, или ее кодификацию в строгом смысле слова, а лишь "активное вмешательство в языковой процесс, например, введение определенных терминов и от­каз от других, как нежелательных по каким-нибудь причинам". Однако при таком подходе к нормализации и коди­фикации несколько теряется разграничение этих двух яв­лений. Более четкое решение этого вопроса находим у Л.И. Скворцова: "Противополагаясь по степени активности (или "осознанности") друг другу, понятия "кодификация" и "нормализация" оказываются в отношении соподчиненности: последняя является частью первой. На практике "нор­мализация"... называется обычно "стандартизацией" (в ши­роком смысле слова: установление ГОСТа, упорядочение терминосистемы, официальное переименование и т.п.)".
По мнению Л.К. Граудиной, термином "нормализация" обозначается комплекс проблем, предполагающих освеще­ние следующих аспектов: "1) изучение проблемы определения и установления нормы литературного языка; 2) исследование в нормативных целях языковой практики в ее отношении к теории; 3) приведение в систему, дальнейшее совершенствование и упорядочение правил употребления в случаях расхождения теории и практики, когда появляется необходимость укрепления норм литературного языка". Термин "кодификация" Л.К. Граудина считает более узким и специализированным по сравнению с термином "нормализация" и использует его в тех случаях, когда речь идет о регистрации правил в нормативных трудах.
В новом учебнике для вузов "Культура русской речи" (под ред. Л.К. Граудиной и Е.Н. Ширяева) указывается сле­дующее: "Кодифицированные нормы литературного языка ? это такие нормы, которым должны следовать все носители литературного языка. Любая грамматика современного русского литературного языка, любой его словарь есть не что иное, как его кодифицирование".
Наиболее оптимальным является определение нормали­зации как процесса становления, утверждения нормы, ее описания, упорядочения языковедами. Нормализация пред­ставляет собой исторически длительный отбор из языковых вариантов единых, наиболее употребительных единиц. Нормализаторская деятельность находит свое выражение в ко­дификации литературной нормы ? ее официальном призна­нии и описании в виде правил (предписаний) в авторитет­ных лингвистических изданиях (словарях, справочниках, грамматиках). Следовательно, кодификация ? это выработанный свод правил, который приводит в систему норми­рованные варианты, "узаконивает" их.
Таким образом, то или иное явление, прежде чем стать в КЛЯ нормой, переживает процесс нормализации, а в слу­чае благоприятного исхода (широкого распространения, об­щественного одобрения и т.п.) закрепляется, кодифициру­ется в правилах, фиксируется в словарях с рекомендатель­ными пометами.
Становление нормы КЛЯ ? это многомерное явление, часто противоречивое. К.С. Горбачевич по этому поводу за­мечает: "...объективный, динамический и противоречивый характер норм русского литературного языка диктует необ­ходимость сознательного и осторожного под­хода к оценке спорных фактов современ­ной речи... К сожалению, не во всех научно-популярных книгах и массовых пособиях по культуре речи обнаружи­вается научно-обоснованное и в достаточной мере дели­катное решение сложных проблем литературной нормы.
Наблюдаются факты и субъективно-любительской оценки, и случаи предвзятого отношения к новообразованиям, и даже проявления администрирования в вопросах языка. Действительно, язык принадлежит к числу тех феноменов общественной жизни, относительно которых многие счи­тают возможным иметь свое особое мнение. Причем эти личные мнения о правильном и неправильном в языке вы­сказываются нередко в самой безапелляционной и темпе­раментной форме. Однако самостоятельность и категорич­ность суждений не всегда означает их истинность".
С явлением нормализации тесно связано так называе­мое антинормализаторство ? отрицание научной нормали­зации и кодификации языка. В основе взглядов убежден­ных антинормализаторов лежит поклонение стихийности в развитии языка. Писатель А. Югов, например, выдвинул те­ше о том, что "русский язык сам собой правит", ему не нужны нормы, нормативные словари. В книге "Думы о русском слове" он писал: "Нормативная лексикография ? пережиток". И далее: "Считаю неоспоримым следующее ис­торическое обстоятельство: так называемые литературные нормы русского языка, и ныне действующие (вернее, злодействующие), ? они установлены "сверху", в император­ской России. Это ? классовые нормы".
Следует помнить, что антинормализаторство может рас­шатывать сложившуюся относительно устойчивую систему норм русского литературного языка, систему функциональ­ных стилей.
С вопросами развития норм русского литературного языка, их становления тесно связано не только антинормализаторство, но и еще одно (более известное) явление ? пуризм (от лат. purus ? чистый), т.е. неприятие всяких нов­шеств и изменений в языке или прямое их запрещение. В основе пуристического отношения к языку лежит взгляд на норму как на нечто неизменное. В широком смысле пуризм ? это излишне строгое, непримиримое отношение к любым заимствованиям, новшествам, вообще ко всем субъ­ективно понимаемым случаям искажения, огрубления и пор­чи языка. Пуристы не хотят понимать исторического разви­тия языка, нормализаторской политики: они идеализируют в языке прошлое, давно закрепленное и испытанное.
Г.О. Винокур подчеркивал, что пуризм хочет только то­го, чтобы правнуки непременно говорили так, как в старые и лучшие годы говаривали прадеды. В.П. Григорьев в ста­тье "Культура языка и языковая политика" высказал мысль о том, что с новым в языке пуристы мирятся только в том случае, если это новое не имеет конкурента в старом, уже существующем и отвечающем их архаическим вкусам и привычкам, или если оно выравнивает, унифицирует язы­ковую систему в соответствии с их утопическим представ­лением о языковом идеале. В книге "Живой как жизнь" К.И. Чуковский приводит много примеров тому, когда вид­ные русские писатели, ученые, общественные деятели от­рицательно реагировали на появление в речи тех или иных слов и выражений, которые затем стали общеупотребитель­ными, нормативными. Например, князю Вяземскому слова бездарность и талантливый казались низкопробными, уличными. Многие неологизмы первой трети XIX в. объяв­лялись "нерусскими" и на этой почве отвергались: "В рус­ском языке нет глагола "вдохновил", ? заявляла "Северная пчела", возражая против фразы "Русь не вдохновила его"... Ученому-филологу А.Г. Горнфельду слово открытка, возникшее на рубеже XIX?XX вв., казалось "типичным и пре­противным созданием одесского наречия". Примеры подобного неприятия пуристами нового многочисленны.
Однако несмотря на неприятие любых новшеств и изменений в языке, пуризм вместе с тем играет роль регуля­тора, защищающего язык от злоупотребления заимствова­ниями, чрезмерного увлечения новшествами и способствующего устойчивости, традиционности норм, обеспечению исторической преемственности языка.
Выбор рациональных нормативных изменений (реше­ний) не может основываться только на интуиции лингвиста или простого носителя языка и его здравом смысле. Совре­менные ортологические исследования сейчас особенно ну­ждаются в систематически разработанных прогнозах.
Термин "прогноз" вошел в научный обиход сравни­тельно недавно. Выделяется 4 метода лингвистического прогноза:
1) метод исторической аналогии (например, огромный наплыв заимствований в наше время нередко с норматив­ной точки зрения сопоставляется с аналогичным процессом во времена Петра I);
2) экспертный метод прогнозирования, связанный с оценкой происходящих сдвигов профессионалами и экспертами-лингвистами (например, экспертные оценки терминологических стандартов и широкая деятельность лингвистов, связанная с унификацией терминологии в производствен­ной и научной сфере);
3) метод, связанный с прогнозированием поведения системных единиц в тексте (на основе изучения законов порождения текста);
4) метод перспективного прогноза нормы употребле­ния языковых единиц на базе моделирования временных рядов.
Системный подход прогнозирования особенно четко применяется к явлениям грамматической вариантности. Причем в модели системного прогноза должны быть представлены такие аспекты, как сочетание "ошибочного" и "правильного" в употреблении языковых вариантов, объективные и субъективные факторы, влияющие на это упот­ребление, относительная автономность отдельных грамматических категорий и пути взаимодействия категорий с грамматической подсистемой и системой в целом. При этом оказываются важными и внешние, и внутренние факторы. И прогностике их называют экзогенными показателями (вызываемыми внешними причинами) и эндогенными показателями (вызываемыми внутренними причинами).

Глава 2

ПРАВИЛЬНОСТЬ РЕЧИ
Правильность считается главным коммуникативным качеством речи, так как она лежит в основе других качеств, является их необходимым условием. Как отмечает Б.Н. Го­ловин, «нет правильности ? не могут «сработать» другие коммуникативные качества ? точность, логичность, умест­ность и т.д.».
Правильность речи можно определить как соот­ветствие ее языковой структуры принятым в данное время литературным нормам. Она базируется на твердом фунда­менте норм, достаточно полно и последовательно отраженных в грамматиках, справочниках, словарях, учебных по­собиях.
В данном пособии рассматриваются лишь отдельные, наиболее важные и трудные случаи, связанные прежде все­го с вариантностью языковых единиц на фонетическом и грамматическом уровнях языковой системы, с наиболее рас­пространенными в речи отступлениями от литературных норм, в частности ? отступлениями, обусловленными бело­русско-русской интерференцией.