Г. МАЛО И ЕГО ПОВЕСТЬ "БЕЗ СЕМЬИ"
Повесть "Без семьи" принадлежит перу известного французского писателя
Гектора Мало (1830 - 1907). Г. Мало является автором многих книг. Некоторые
из них были написаны для детей и юношества, но ни одна не принесла ему такой
популярности и признания, как повесть "Без семьи", вышедшая в 1878 году.
В повести многое по праву привлекает внимание юных читателей: и
занимательный сюжет, и необычность судьбы героев, и разнообразный
общественный фон, и, наконец, живая, доходчивая речь автора. Книга эта давно
стала популярным пособием при изучении французского языка в школах.
"Без семьи" - это рассказ о жизни и приключениях мальчика Реми, который
долгое время не знает, кто его родители, и скитается по чужим людям как
сирота.
Писатель с большим мастерством рассказывает о жизни Реми, о его друзьях -
доброй матушке Барберен, благородном Виталисе, преданном друге Маттиа, и
врагах - жестоком Гарафоли, бесчестном Дрисколе, коварном Джеймсе Миллигане.
Много внимания уделяет Г. Мало описанию животных - обезьянки Душки, собак
Капи, Дольче и Зербино, которые также являются полноправными действующими
лицами повести. Образы животных сразу же запоминаются. В первую очередь это
относится к пуделю Капи.
Внимательно следя за судьбой Реми, мысленно путешествуя вместе с ним по
стране, читатель многое узнает о жизни французского народа, о нравах и
обычаях того времени. Крестьяне, шахтеры, бродячие актеры, мошенники и
честные люди, богатые и бедные - все эти персонажи, составляющие пестрый
фон, одновременно имеют большой самостоятельный интерес. "Без семьи" дает
разнообразный материал, рисующий тяжелую жизнь народа в капиталистической
стране. Именно эта сторона книги будет несомненно поучительна для советских
ребят.
Г. Мало показывает, что в обществе, в котором живут Реми и его друзья,
всем управляют деньги. Жажда наживы толкает людей на чудовищные
преступления. Это обстоятельство во многом определило и судьбу героя книги.
Родственные отношения, понятие долга, благородство - все это отходит на
задний план перед стремлением овладеть богатством. Убедительный пример тому
- фигура Джеймса Миллигана. Ни перед чем не останавливаясь, чтобы овладеть
имуществом брата, он хочет любой ценой избавиться от его наследников - своих
племянников. Один из них, Артур, - физически слабый ребенок, и дядя цинично
надеется на его раннюю смерть. Больше беспокоит его другой - Реми. Поэтому
Джеймс Миллиган с помощью негодяя Дрискола выкрадывает мальчика у родителей.
Писатель рассказывает, что в мире собственников, где все продается и
покупается, детей покупают и продают, как вещи. Продан Реми, продан Маттиа.
Хозяин, купивший ребенка, считает себя вправе морить его голодом, избивать,
издеваться над ним. Вот почему для вечно голодного, постоянно избиваемого
Маттиа - величайшее счастье попасть в больницу, а здоровый и сильный Реми
завидует Артуру, больному, прикованному к постели, но всегда сытому и
окруженному вниманием.
Семья в представлении Реми олицетворяет не только любовь и заботу
родителей, она - единственно надежная опора, защита от превратностей
суровой, несправедливой судьбы.
Многое в повести изобличает пороки капиталистической системы,
характеризует тяжелую жизнь народа. Невыносимы условия труда шахтеров, зыбко
и непрочно благополучие простых людей, живущих своим трудом. Потерявший
трудоспособность Барберен не может и мечтать о каком-либо пособии: его
судьбой не интересуется ни хозяин предприятия, ни государство. Когда честный
труженик Акен оказывается разоренным, то и ему неоткуда ждать помощи. Более
того, он попадает в тюрьму, так как не в состоянии выполнить заключенное им
ранее денежное соглашение. Полиция, суд, тюрьмы - все обращено против
простых людей. Яркая иллюстрация этому - арест Виталиса: "блюститель
порядка", полицейский вовлекает его в скандал, арестовывает, а суд
присуждает ни в чем не повинного музыканта к тюремному заключению. Судьба
Виталиса - убедительное подтверждение того, как мало в буржуазном обществе
ценят людей по их настоящим заслугам; это еще одна история гибели таланта в
мире наживы. Некогда знаменитый артист, всеми почитаемый певец, потеряв
голос. он вынужден заняться бродяжничеством и умирает в нужде и
безвестности.
Можно привести и другие примеры из повести, которые раскрывают перед
читателем безрадостную картину жизни простых людей Франции и обличают нравы
буржуазного общества, где судьбы людей определяют деньги и знатность, а не
подлинные человеческие достоинства.
Г. Мало несомненно был внимательным наблюдателем жизни, но ему был
свойствен недостаток, присущий многим буржуазным писателям. Обобщить
увиденное, сделать должные выводы, до конца раскрыть затронутую им тему он
не сумел. Многие правдиво рассказанные события, верно подмеченные факты не
получают в повести правильного объяснения. В этом, конечно, сказалась узость
общественных взглядов писателя, его неумение или нежелание выступить с
последовательным обличением буржуазного мира. Г. Мало как бы опасается тех
выводов, к которым может привести читателя поучительная история Реми.
Нередко, правдиво изображая тяжелую жизнь народа, вставая на защиту
своего героя, явившегося жертвой мира наживы и стяжательства, Г. Мало
стремится классовые пороки буржуазии приписать лишь отдельным "злым людям" -
таким, как, например, Джеймс Миллиган, и, наоборот, с умилением вспоминает о
таких "добрых" богачах, как госпожа Миллиган. Это определило и
неправдоподобие отдельных черт характера героя. Так, Реми, неглупый,
энергичный мальчик, никогда не задумывается над несправедливостью
собственного положения и положения своих близких; он без малейшего протеста
смиренно голодает и переносит все тяготы, которые выпадают на его долю.
Пытаясь смягчить впечатление от нарисованной им самим картины, писатель
стремится привести своих героев к благополучию, наградить добродетель и
наказать порок во что бы то ни стало. В конце книги все препятствия, лежащие
на их пути, устраняются при помощи тех же денег и богатых людей, от которых
так много претерпели Реми и его друзья.
Но все эти недостатки не лишают книгу Г. Мало большой познавательной
ценности. Прошло много лет со дня написания повести. За это время еще
беспощаднее стал гнет капитала во Франции, еще тяжелее и бесправнее - жизнь
народа. Но повесть "Без семьи" несомненно с интересом будет прочитана как
правдивый рассказ о жизни и испытаниях одинокого ребенка, о тяжелом
положении простых людей из народа в капиталистическом обществе.
Ю. Кондратьева.
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
ГЛАВА I. В ДЕРЕВНЕ.
Я - найденыш.
Но до восьми лет я этого не знал и был уверен, что у меня, как и у других
детей, есть мать, потому что, когда я плакал, какая-то женщина нежно
обнимала и утешала меня и слезы мои тотчас же высыхали.
Вечером, когда я ложился спать в свою постельку, эта же женщина подходила
и целовала меня, а в холодное зимнее время согревала своими руками мои
озябшие ноги, напевая при этом песенку, мотив и слова которой я прекрасно
помню до сих пор.
Если гроза заставала меня в то время, когда я пас нашу корову на
пустырях, она выбегала ко мне навстречу и, стараясь укрыть от дождя,
набрасывала мне на голову и плечи свою шерстяную юбку.
Я рассказывал ей о своих огорчениях, о ссорах с товарищами, и немногими
ласковыми словами она всегда умела успокоить и образумить меня.
Ее постоянные заботы, внимание и доброта, даже ее воркотня, в которую она
вкладывала столько нежности, - все заставляло меня считать ее своей матерью.
Но вот как я узнал, что я был только ее приемным сыном.
Деревушка Шаванон, где я вырос и провел свое раннее детство, - одна из
самых бедных деревень центральной Франции. Почва здесь крайне неплодородна и
требует постоянного удобрения, поэтому обработанных и засеянных полей в этих
краях чрезвычайно мало, и повсюду тянутся огромные пустыри. За пустырями
начинаются степи, где обычно дуют холодные резкие ветры, мешающие росту
деревьев; оттого деревья встречаются тут редко, и то какие-то малорослые,
чахлые, искалеченные. Настоящие, большие деревья - красивые, пышные каштаны
и могучие дубы - растут только в долинах по берегам рек.
В одной из таких долин, возле быстрого полноводного ручья, стоял домик,
где я провел первые годы своего детства. Мы жили в нем только вдвоем с
матерью; муж ее был каменщиком и, как большинство крестьян этой местности,
жил и работал в Париже. С тех пор как я вырос и стал понимать окружающее, он
ни разу не приезжал домой. По временам он давал о себе знать через кого-либо
из своих товарищей, возвращавшихся в деревню.
- Тетушка Барберен, ваш муж здоров! Он шлет привет и просит передать вам
деньги. Вот они. Пересчитайте, пожалуйста.
Матушка Барберен вполне довольствовалась этими краткими весточками: муж
здоров, работает, зарабатывает на жизнь.
Барберен жил постоянно в Париже, потому что там у него имелась работа. Он
рассчитывал скопить немного деньжонок, а затем вернуться в деревню, к своей
старухе. - На отложенные деньги он надеялся прожить те годы, когда они
состарятся и не в силах будут больше работать.
Однажды в ноябрьский вечер какой-то незнакомый человек остановился у
нашей калитки. Я стоял на пороге дома и ломал хворост для печки. Человек, не
отворяя калитки, заглянул поверх ее и спросил:
- Здесь живет тетушка Барберен?
Я попросил его войти.
Незнакомец толкнул калитку и медленно направился к дому. Очевидно, он
долго шел по скверным, размытым дорогам, так как с головы до ног был
забрызган грязью.
Матушка Барберен, услыхав, что я с кем-то разговариваю, тотчас же
прибежала, и человек не успел переступить порог нашего дома, как она уже
очутилась перед ним.
- Я принес вам вести из Парижа, - сказал он. Эти простые слова, какие нам
не раз приходилось слышать, были, однако, произнесены совсем иным тоном, чем
обычно.
- Боже мой! - воскликнула матушка Барберен, испуганно сжимая руки. - С
Жеромом, верно, случилось несчастье?
- Ну да, только не следует терять головы и пугаться. Правда, ваш муж
сильно пострадал, но он жив. Возможно, он останется теперь калекой. Сейчас
он в больнице. Я тоже там лежал и был его соседом по койке. Узнав, что я
возвращаюсь к себе в деревню, Барберен попросил меня зайти к вам и
рассказать о случившемся. Прощайте, я очень тороплюсь. Мне надо еще пройти
несколько километров, а скоро стемнеет.
Матушке Барберен хотелось, конечно, узнать обо всем поподробнее, и она
начала уговаривать незнакомца остаться поужинать и переночевать:
- Дороги плохие. Говорят, появились волки. Лучше отправиться в путь
завтра утром.
Незнакомец уселся возле печки и за ужином рассказал, как произошло
несчастье.
На стройке, где работал Барберен, рухнули плохо укрепленные леса и
придавили его своей тяжестью. Хозяин, ссылаясь на то, что Барберену незачем
было находиться под этими лесами, отказывался платить пособие за увечье.
- Не повезло бедняге, не повезло... Боюсь, что ваш муж ровно ничего не
получит.
Стоя перед огнем и обсушивая свои брюки, заскорузлые от грязи, он
повторял "не повезло" с таким искренним огорчением, которое говорило о том,
что он охотно стал бы калекой, если бы за это можно было получить
вознаграждение.
- Все же, - сказал он, заканчивая свой рассказ, - я посоветовал Барберену
подать в суд на хозяина
- В суд? Но это будет стоить больших денег
- Зато, если выиграешь дело...
Матушке Барберен очень хотелось поехать в Париж, но такое далекое
путешествие стоило бы очень дорого. Она попросила написать письмо в
больницу, где лежал Барберен. Через несколько дней мы получили ответ, в
котором говорилось, что матушке нет необходимости ехать самой, но ей надо
выслать немного денег, потому что Барберен подал в суд на хозяина.
Проходили дни и недели, и время от времени прибывали письма с требованием
новых денег. В последнем Барберен писал, что если денег нет, то следует
немедленно продать корову.
Только тот, кто вырос в деревне, среди бедняков-крестьян, знает, какое
большое горе - продать корову.
Корова - кормилица крестьянской семьи. Как ни многочисленна и бедна
семья, она никогда не будет голодать, если у нее в хлеву есть корова. Отец,
мать, дети, взрослые и маленькие - все живы и сыты благодаря корове
Мы с матушкой также питались неплохо, хотя мяса почти никогда не ели. Но
корова была не только нашей кормилицей, она была и нашим другом.
Корова - разумное и доброе животное, отлично понимающее слова и ласку
человека. Мы постоянно разговаривали с нашей Рыжухой, ласкали и холили ее.
Словом, мы любили ее и она нас любила. И вот теперь приходилось с ней
расставаться.
В дом пришел покупатель: с недовольным видом качая головой, он долго и
внимательно осматривал Рыжуху со всех сторон. Затем, повторив раз сто, что
она ему совсем не подходит, так как дает мало молока, да и то очень жидкое,
он в конце концов заявил, что купит ее лишь по своей доброте и из желания
помочь такой славной женщине, как тетушка Барберен.
Бедная Рыжуха, как будто поняв, что происходит, не захотела выйти из
хлева и жалобно замычала.
- Подойди и хлестни ее, - обратился ко мне покупатель, снимая кнут,
висевший у него на шее.
- Не надо, - возразила матушка Барберен. И, взяв корову за повод, ласково
произнесла: - Пойдем, моя красавица, пойдем!
Рыжуха, не сопротивляясь, послушно вышла на дорогу. Новый хозяин привязал
ее к своей телеге, и тогда ей поневоле пришлось следовать за лошадью. Мы
вернулись в дом, но еще долго слышали ее мычанье.
Не стало ни молока, ни масла. Утром - кусок хлеба, вечером - картошка с
солью.
Вскоре после того как мы продали Рыжуху, наступила масленица. В прошлом
году на масленице матушка Барберен напекла превкусных блинов и оладий, и я
их съел так много, что она осталась очень довольна. Но тогда у нас была
Рыжуха. "Теперь, - печально думал я, - нет ни молока, ни масла, и мы не
можем печь блины". Однако я ошибался: матушка Барберен и на этот раз решила
меня побаловать.
Хотя матушка очень не любила брать у кого-нибудь в долг, она все же
попросила у одной соседки немного молока, а у другой - кусок масла.
Вернувшись в полдень домой, я увидел, что она высыпает муку в большой
глиняный горшок.
- Мука? - удивленно воскликнул я, подходя к ней.
- Да, - ответила матушка. - Разве ты не видишь? Чудесная, пшеничная мука.
Понюхай, как она вкусно пахнет.
Мне очень хотелось узнать, что она будет готовить из этой муки, однако я
не решился спросить ее, не желая напоминать о том, что сейчас масленица. Но
она заговорила сама:
- Что делают из муки?
- Хлеб.
- А еще что?
- Кашицу.
- Ну, а еще?
- Право, не знаю...
- Нет, ты прекрасно знаешь и отлично помнишь, что сегодня масленица,
когда пекут блины и оладьи. Но у нас нет ни молока, ни масла, а ты молчишь,
потому что боишься меня огорчить. Тем не менее я решила устроить тебе
праздник и заранее обо всем позаботилась. Загляни-ка в ларь.
Я быстро приподнял крышку ларя и увидел там молоко, масло, яйца и три
яблока.
- Подай мне яйца и очисть яблоки, - сказала матушка. Пока я чистил и
резал тоненькими ломтиками яблоки, она разбила и вылила яйца в муку, а затем
принялась месить ее, постепенно подливая в нее молоко. Замесив тесто,
матушка поставила его на горячую золу, чтобы оно подошло. Теперь оставалось
только терпеливо ждать вечера, так как есть блины и оладьи мы должны были за
ужином.
Сказать по правде, день показался мне очень длинным, и я не раз
заглядывал под полотенце, которым был накрыт горшок.
- Ты застудишь тесто, - говорила мне матушка, - оно плохо поднимется.
Но оно поднималось превосходно, и от бродившего теста шел приятный запах
яиц и молока.
- Приготовь сухого хвороста. - приказала матушка - Печь должна быть очень
горячей и не дымить.
Наконец стемнело и зажгли свечу.
- Затопи печку.
Я с нетерпением ждал этих слов и потому не заставил себя дважды просить.
Скоро яркое пламя запылало в очаге и озарило комнату своим колеблющимся
светом. Матушка сняла с полки сковородку и поставила ее на огонь
- Принеси мне масло.
Кончиком ножа она взяла небольшой кусок масла и положила его на
сковородку, где оно мгновенно растопилось.
Ах, какой восхитительный аромат разлился по всей комнате, как радостно и
весело затрещало и зашипело масло! Я был всецело поглощен этой чудесной
музыкой, но вдруг мне показалось, что на дворе раздались шаги. Кто мог
потревожить нас в это время? Вероятно, соседка хочет попросить огонька.
Однако я сейчас же отвлекся от этой мысли, потому что матушка Барберен
погрузила большую ложку в горшок, зачерпнула тесто и вылила его на
сковородку. Разве можно было в такой момент думать о чем-нибудь
постороннем?
Внезапно раздался громкий стук, и дверь с шумом открылась.
- Кто там? - спросила матушка Барберен не оглядываясь.
Вошел человек, одетый в холщовую блузу, с большой палкой в руках.
- Ба, да здесь настоящий пир! Прошу вас, не стесняйтесь! - грубо произнес
он.
- Ах, боже мой! - воскликнула матушка Барберен и быстро поставила
сковородку на пол. - Неужели это ты, Жером?
Потом она схватила меня за руку и толкнула к человеку, стоявшему на
пороге:
- Вот твой отец.
ГЛАВА II. КОРМИЛЕЦ СЕМЬИ.
Я подошел, чтобы обнять его, но он отстранил меня палкой:
- Кто это?
- Реми.
- Ты же мне писала...
- Да, но... это была неправда, потому что...
- Ах, вот как, неправда!
И, подняв палку, он сделал по направлению ко мне несколько шагов. Я
инстинктивно попятился.
Что такое? В чем я провинился? Почему он оттолкнул меня, когда я захотел
его обнять? Но у меня не было времени разобраться в этих вопросах,
теснившихся в моем взволнованном уме.
- Я вижу, вы справляете масленицу, - сказал Барберен.
- Отлично, я очень голоден. Что ты готовишь на ужин?
- Блины.
- Но не блинами же ты будешь кормить человека, который прошел пешком
столько километров!
- Больше ничего нет. Мы тебя не ждали.
- Как? Ничего нет на ужин? Он огляделся по сторонам:
- Вот масло.
Затем поднял глаза к тому месту на потолке, где мы обычно подвешивали
свиное сало. Но уже давно там ничего не висело, кроме пучков чеснока и лука
- Вот лук, - сказал он, сбивая палкой одну из связок. - Четыре-пять
луковиц, кусок масла - и получится хорошая похлебка. Сними-ка блин и поджарь
лук.
Снять блин со сковороды! Однако матушка Барберен ничего не возразила.
Наоборот, она поспешила сделать то, что ей приказал муж, а он уселся на
скамью, стоявшую в углу, возле печки.
Не решаясь сойти с того места, куда он загнал меня палкой, я, опершись на
стол, смотрел на него.
Это был человек лег пятидесяти, с некрасивым, суровым лицом. После увечья
голова у него была наклонена набок, что придавало ему какой-то угрожающий
вид
Матушка Барберен снова поставила сковороду на огонь.
- Неужели ты думаешь сделать похлебку с таким маленьким кусочком масла? -
спросил Барберен. И, взяв тарелку, где лежало масло, он вывалил его на
сковороду. - Нет масла - значит, не будет и блинов!
В другой момент я, наверно, был бы потрясен такой катастрофой, но сейчас
я уже не мечтал ни о блинах, ни об оладьях, а думал только о том, что этот
грубый, суровый человек - мой отец.
- Отец, мой отец... - мысленно повторял я.
- Вместо того чтобы сидеть как истукан, поставь-ка на стол тарелки! -
обратился он ко мне спустя некоторое время.
Я поспешил выполнить его приказание. Суп был готов Матушка Барберен
разлила его по тарелкам. Барберен подсел к столу и начал жадно есть время от
времени останавливаясь, чтобы посмотреть на меня
Я был так расстроен, что не мог проглотить ни одной ложки, и тоже смотрел
на него, но украдкой, опуская глаза, когда встречался с ним взглядом
- Что, он всегда так мало ест? - неожиданно спросил Барберен, указывая на
меня.
- Ах нет, он ест хорошо.
- Жаль! Было бы лучше, если б он ничего не ел. Понятно, что ни я, ни
матушка Барберен не имели ни малейшего желания разговаривать. Она ходила
взад и вперед вокруг стола, стараясь услужить мужу.
- Значит, ты не голоден? - спросил он меня.
- Нет.
- Тогда отправляйся спать и постарайся сию же минуту заснуть, иначе я
рассержусь.
Матушка Барберен сделала мне знак повиноваться, хотя я и не думал
противиться.
Как это бывает обычно в большинстве крестьянских домов, кухня
одновременно служила нам и спальней. Рядом с печкой находилось все
необходимое для еды: стол, ларь для провизии, шкафчик с посудой; на другой
стороне в одном углу стояла кровать матушки Барберен, а в противоположном -
моя, занавешенная красной материей.
Я поспешно разделся и лег, но заснуть, конечно, не мог. Я был чрезвычайно
взволнован и очень несчастлив. Неужели этот человек - мой отец? Тогда почему
же он обошелся со мной так грубо? Отвернувшись к стене, я напрасно старался
прогнать эти грустные мысли. Сон не приходил. Через некоторое время я
услышал, что кто-то приближается к моей кровати.
По шагам, медленным и тяжелым, я тотчас же узнал Барберена. Горячее
дыхание коснулось моих волос.
- Ты спишь? - услышал я приглушенный голос. Я ничего не ответил. Страшные
слова "я рассержусь" еще звучали в моих ушах.
- Спит, - заметила матушка Барберен. - Он засыпает сразу же, как только
ляжет. Можешь спокойно говорить обо всем, он тебя не услышит. Чем кончился
суд?
- Дело проиграно! Судьи решили, что я сам виноват в том, что находился
под лесами, и потому хозяин ничего мне не должен платить. - Тут он стукнул
кулаком по столу и произнес несколько бессвязных ругательств. - Деньги
пропали, я искалечен, нас ждет нищета! Мало того: возвращаюсь домой и нахожу
здесь ребенка. Объясни, пожалуйста, почему ты не сделала так, как я велел?
- Потому что я не могла...
- Не могла отдать его в приют для подкидышей?
- Трудно расстаться с ребенком, которого сама выкормила и которого
любишь, как родного сына.
- Но ведь это не твой ребенок!
- Позднее я хотела отдать его в приют, но он заболел. - Заболел?
- Да, он болел, и если бы я его отдала в это время в приют, он бы там
умер.
- А когда выздоровел?
- Он долго не поправлялся. За одной болезнью последовала другая. Прошло
много времени. И я решила, что раз я могла кормить его до сих пор, то смогу
прокормить и в будущем.
- Сколько ему теперь лет?
- Восемь.
- Ну что ж, он пойдет в восемь лет туда, куда должен был отправиться
раньше.
- Жером, ты не сделаешь этого!
- Не сделаю? А кто мне помешает? Неужели ты думаешь, что мы будем вечно
держать его у себя?
Наступило молчание, и я смог перевести дух. От волнения у меня так
сжалось горло, что я чуть не задохнулся. Матушка Барберен продолжала:
- Как тебя изменил Париж! Раньше ты не был таким жестоким.
- Париж не только изменил меня, но и сделал меня калекой. Работать я не
могу, денег у нас нет. Корова продана. Можем ли мы теперь кормить чужого
ребенка когда нам самим нечего есть?
- Но он мой.
- Он такой же твой, как и мой. Этот ребенок не приспособлен для жизни в
деревне. Я рассмотрел его во время ужина: он хрупкий, худой, у него слабые
руки и ноги.
- Но он очень хороший, умный и добрый мальчик Он будет работать на нас.
- Пока что нам нужно работать на пего, а я не могу больше работать.
- А если найдутся его родители, что ты тогда им скажешь?
- Пошлю их в приют. Однако хватит болтать, надоело! Завтра я отведу его к
мэру1. А сегодня хочу еще зайти к Франсуа. Через час я вернусь.
Дверь отворилась и захлопнулась. Он ушел. Тогда я живо вскочил и стал
звать матушку Барберен:
- Мама, мама!
Она подбежала к моей кровати.
- Неужели ты отправишь меня в приют?
- Нет, мой маленький Реми, нет!
И она нежно поцеловала меня, крепко сжимая в своих объятиях. Эта ласка
ободрила меня, и я перестал плакать.
- Так ты не спал? - спросила она меня нежно
- Я не виноват.
- Я тебя не браню. Значит, ты слышал все, что говорил Жером? Мне
следовало бы давно рассказать тебе правду. Но я привыкла считать тебя своим
сыном, и мне трудно было признаться, что я не твоя родная мать. Кто твоя
мать и жива ли она, ничего не известно Ты был найден в Париже, и вот как
это случилось. Однажды ранним утром, идя на работу, Жером услышал на улице
громкий детский плач. Пройдя несколько шагов, он увидел, что на земле, у
калитки сада, лежит маленький ребенок. В то же время Жером заметил какого-то
человека, который прятался за деревьями, и понял, что тот хотел посмотреть,
поднимут ли брошенного им ребенка. Жером не знал, что делать; ребенок
отчаянно кричал, как будто поняв, что ему могут помочь. Тут подошли другие
рабочие и посоветовали Жерому отнести ребенка в полицейский участок. Там
ребенка раздели. Он оказался здоровым, красивым мальчиком пяти-шести месяцев
Больше ничего узнать не удалось, так как все метки на его белье и пеленках
оказались вырезанными Полицейский комиссар сказал, что придется отдать
ребенка в приют для подкидышей. Тогда Жером предложил взять тебя к себе,
пока не найдутся твои родители. У меня в это время только что родился
ребенок, и я могла кормить обоих. Так я стала твоей матерью. О мама!
- Через три месяца мой ребенок умер, и тогда я еще больше привязалась к
тебе. Я совсем забыла, что ты мне не родной сын. Но Жером этого не забыл и,
видя что твои родители не находятся, решил отдать тебя в приют Ты уже
знаешь, почему я его не послушалась
- О, только не в приют! - закричал я, цепляясь за нее. - Умоляю тебя,
мама, не отдавай меня в приют! Нет дитя мое, ты туда не пойдешь. Я это
устрою
Жером вовсе не злой человек. Горе и боязнь нужды заставляют его так
поступать. Мы будем работать, ты тоже будешь работать.
- Да, я буду делать все, что ты захочешь. Только не отдавай меня в приют.
- Хорошо, не отдам, но с условием, что ты сейчас же заснешь. Я не хочу,
чтобы Жером, вернувшись, увидел, что ты не спишь.
Крепко поцеловав, она повернула меня лицом к стене. Я очень хотел
заснуть, но был настолько потрясен и взволнован, что долго не мог
успокоиться.
Значит, матушка Барберен, такая добрая и ласковая, не была моей родной
матерью! Но тогда кто же моя настоящая мать? Еще лучше и нежнее? Нет, это
невозможно.
Зато я очень хорошо понял и почувствовал, что родной отец не мог быть
таким жестоким, как Барберен, не мог смотреть на меня такими злыми глазами и
замахиваться на меня палкой. Он хочет отдать меня в приют! Я знал, что такое
приют, и видел приютских детей, на шее у них висела металлическая пластинка
с номерком, они были грязны, плохо одеты, над ними смеялись, их преследовали
и дразнили А я не хотел быть ребенком с номерком на шее, я не хотел, чтобы
за мною бегали с криками: "Приютский, приютский!" От одной этой мысли меня
бросало в дрожь и начинали стучать зубы.
К счастью, Барберен вернулся не так скоро, как обещал и я заснул раньше
его прихода.

ГЛАВА III. ТРУППА СИНЬОРА ВИТАЛИСА.
Всю ночь я находился под впечатлением перенесенного мной горя.
Проснувшись, я первым делом ощупал свою постель и огляделся вокруг, желая
убедиться в том, что меня никуда не унесли.
Барберен молчал, и я стал надеяться, что матушка уговорила его оставить
меня у них.
.....