А.Ф.ЛОСЕВ ДИАЛЕКТИКА МИФА (из ранних произведений) Москва, изд-во "Правда" ДИАЛЕКТИКА МИФА ПРЕДИСЛОВИЕ Настоящее небольшое исследование имеет своим предметом одну из самы темных областей человеческого сознания, которой раньше занимались главны образом богословы или этнографы. Те и другие достаточно оскандалились, чтоб теперь могла идти речь о вскрытии существа мифа богословскими ил этнографическими методамиi. И не в том беда, что богословы-мистики этнографы-эмпирики (большею частью богословы весьма плохие мистики, пытаяс заигрывать с наукой и мечтая стать полными позитивистами, а этнографы - увы - часто очень плохие эмпирики, находясь в цепях той или другой произвольно и бессознательной метафизической теории). Беда в том, что мифологическа наука до сих пор не стала не только диалектической, но даже и прост описательно-феноменологической. От мистики все равно не отделаться, раз ми претендует говорить о мистической действительности, и, с другой стороны, бе фактов невозможна никакая диалектика. Но если будут считать, что факт мистического и мифического сознания, которые я привожу в пример, сут исповедуемые мною самим факты или что учение о мифе только и состоит и наблюдения одних фактов, то лучше им не вникать в мой анализ мифа. Над вырвать учение о мифе и из сферы ведения богословов, и из сферы ведени этнографов; и надо принудить стать сначала на точку зрения диалектики феноменолого-диалектической чистки понятий, а потом уже предоставить делат с мифом что угодно. Позитивно анализируя миф, я не пошел вслед за многими которые теперь позитивизм изучения религии и мифа видят в насильственно изгнании из того и другого всего таинственного и чудесного. Хотят вскрыват существо мифа, но для этого сначала препарируют его так, что в нем уж ничего не содержится ни сказочного, ни вообще чудесного. Это - или нечестно или глупо. Что касается меня, то я вовсе не думаю, что мое исследовани будет лучше, если я скажу, что миф не есть миф и религия не есть религия. беру миф так, как, он есть, т.е. хочу вскрыть и позитивно зафиксировать, чт такое миф сам по себе и как он мыслит сам свою чудесную и сказочну природуii. Но я прошу не навязывать мне несвойственных мне точек зрения прошу брать от меня только то, что я даю, - т.е. только одну диалектик мифа Диалектика мифа невозможна без социологии мифа. Хотя это сочинение и н дает специально социологии мифа, но это является введением в социологию которую я всегда мыслил философско-исторически и диалектически. Разобравш логическую и феноменологическую структуру мифа, я перехожу в конце книги установке основных социальных типов мифологии. Этой социологией мифа занимаюсь специально в другом трудеiii, но уже и тут ясна всеобъемлющая рол мифического сознания в разных слоях культурного процесса. Теория мифа которая не захватывает культуры вплоть до ее социальных корней, есть очен плохая теория мифа. Нужно быть очень плохим идеалистом, чтобы отрывать ми от самой гущи исторического процесса и проповедовать либеральный дуализм реальная жизнь - сама по себе, а миф - сам по себе. Я никогда не был н либералом, ни дуалистом, и никто не может меня упрекать в этих ересях А.Лосе Москва. 28 января 1930 г ВСТУПЛЕНИ Задачей предлагаемого очерка является существенное вскрытие понятия мифа опирающееся только на тот материал, который дает само мифическое сознание Должны быть отброшены всякие объяснительные, например, метафизические психологические и пр. точки зрения. Миф должен быть взят как миф, бе сведения его на то, что не есть он сам. Только имея такое чистое определени и описание мифа, можно приступать к объяснению его с той или ино гетерогенной точки зрения. Не зная, что такое миф сам по себе, не може говорить и об его жизни в той или другой иноприродной среде. Надо сначал стать на точку зрения самой мифологии, стать самому мифическим субъектом Надо вообразить, что мир, в котором мы живем и существуют все вещи, есть ми мифический, что вообще на свете только и существуют мифы. Такая позици вскроет существо мифа как мифа. И уже потом только можно заниматьс гетерогенными задачами, например, "опровергать" миф, ненавидеть или любит его, бороться с ним или насаждать его. Не зная, что такое миф, - как можно ним бороться или его опровергать, как можно его любить или ненавидеть Можно, разумеется, не вскрывать самого понятия мифа и все-таки его любит или ненавидеть. Однако все равно какая-то интуиция мифа должна быть у того кто ставит себя в то или иное внешнее сознательное отношение к мифу, так чт логически наличие мифа самого по себе в сознании у оперирующего с ни (оперирующего научно, религиозно, художественно, общественно и т.д. все-таки предшествует самим операциям с мифологией. Поэтому необходимо дат существенно-смысловое, т.е. прежде всего феноменологическое, вскрытие мифа взятого как таковой, самостоятельно взятого самим по себе I. Миф не есть выдумка или фикция, не есть фантастический вымыселiv Это заблуждение почти всех "научных" методов исследования мифологи должно быть отброшено в первую голову. Разумеется, мифология есть выдумка если применить к ней точку зрения науки, да и то не всякой, но лишь той которая характерна для узкого круга ученых новоевропейской историй последни двух-трех столетий. С какой-то произвольно взятой, совершенно условной точк зрения миф действительно есть вымысел. Однако мы условились рассматриват миф не с точки зрения какого-нибудь научного, религиозного, художественного общественного и пр. мировоззрения, но исключительно лишь с точки зрени самого же мифа, глазами самого мифа, мифическими глазами. Этот во мифический взгляд на миф нас тут и интересует. А с точки зрения самог мифического сознания ни в каком случае нельзя сказать, что миф есть фикция игра фантазии. Когда грек не в эпоху скептицизма и упадка религии, а в эпох расцвета религии и мифа говорил о своих многочисленных Зевсах или Аполлонах когда некоторые племена имеют обычай надевать на себя ожерелье из зубо крокодила для избежания опасности утонуть при переплытии больших рек; когд религиозный фанатизм доходит до самоистязания и даже до самосожжения; - т весьма невежественно было бы утверждать, что действующие тут мифически возбудители есть не больше, как только выдумка, чистый вымысел для данны мифических субъектов. Нужно быть до последней степени близоруким в науке даже просто слепым, чтобы не заметить, что миф есть (для мифическог сознания, конечно) наивысшая по своей конкретности, максимально интенсивна и в величайшей мере напряженная реальность. Это не выдумка, но - наиболе яркая и самая подлинная действительность. Это - совершенно необходима категория мысли и жизни, далекая от всякой случайности и произвола. Заметим что для науки XVII-XIX столетий ее собственные категории отнюдь не в тако мере реальны, как реальны для мифического сознания его собственны категории. Так, например, Кант объективность науки связал с субъективность пространства, времени и всех категорий. И даже больше того. Как раз на это субъективизме он и пытается обосновать "реализм" науки. Конечно, эта попытк - вздорная. Но пример Канта прекрасно показывает, как мало европейская наук дорожила реальностью и объективностью своих категорийv. Некоторы представители науки даже любили и любят щеголять таким рассуждением: я ва даю учение о жидкостях, а существуют эти последние или нет - это не мо дело; или: я доказал вот эту теорему, а соответствует ли ей что-нибуд реальное, или она есть порождение моего субъекта или мозга - это меня н касается. Совершенно противоположна этому точка зрения мифического сознания Миф - необходимейшая - прямо нужно сказать, трансцендентально-необходимая категория мысли и жизни; и в нем нет ровно ничего случайного, ненужного произвольного, выдуманного или фантастического. Это - подлинная максимально конкретная реальность Ученые-мифологи почти всегда находятся во власти этого всеобщег предрассудка; и если они не прямо говорят о субъективизме мифологии, то даю те или иные более тонкие построения, сводящие мифологию все к тому ж субъективизму. Так, учение об иллюзорной апперцепции в духе психологи Гербарта у Лацаруса и Штейнталяvi также является совершенным искажение мифического сознания и ни с какой стороны не может быть связано с существо мифических построений. Тут вообще мы должны поставить такую дилемму. Или м говорим не о самом мифическом сознании, а о том или ином отношении к нему нашем собственном или чьем-либо ином, и тогда можно говорить, что миф досужая выдумка, что миф - детская фантазия, что он - не реален, н субъективен, философски беспомощен или, наоборот, что он есть предме поклонения, что он - прекрасен, божественен, свят и т.д. Или же, во-вторых мы хотим вскрыть не что-нибудь иное, а самый миф, самое существо мифическог сознания, и - тогда миф всегда и обязательно есть реальность, конкретность жизненность и для мысли - полная и абсолютная необходимость нефантастичность, нефиктивность. Слишком часто ученые-мифологи любил говорить о себе, т.е. о свойственном им самим мировоззрении, чтобы еще и м пошли тем же путем. Нас интересует миф, а не та или иная эпоха в развити научного сознания. Но с этой стороны для мифа нисколько не специфично и даж просто не характерно то, что он - выдумка. Он - не выдумка, а содержит себе строжайшую и определеннейшую структуру и есть логически, т.е. прежд всего диалектически необходимая категория сознания и бытия вообще II. Миф не есть бытие идеально Под идеальным бытием условимся сейчас понимать не бытие лучшее совершеннейшее и возвышеннейшее, чем бытие обыкновенное, но просто смыслово бытие. Всякая вещь ведь имеет свой смысл не с точки зрения цели, а с точк зрения существенной значимости Так, дом есть сооружение, предназначенное для предохранения человека о атмосферных явлений; лампа есть прибор, служащий для освещения и т.п. Ясно что смысл вещи не есть сама вещь; он - абстрактное понятие вещи, отвлеченна идея вещи, мысленная значимость вещи. Есть ли миф такое отвлеченно-идеально бытие? Конечно, не есть ни в каком смысле. Миф не есть произведение ил предмет чистой мысли. Чистая, абстрактная мысль меньше всего участвует создании мифа. Уже Вундт1 хорошо показал, что в основе мифа лежи аффективный корень, так как он всегда есть выражение тех или други жизненных и насущных потребностей и стремлений. Чтобы создать миф, меньш всего надо употреблять интеллектуальные усилия. И опять-таки мы говорим не теории мифа, а о самом мифе как таковом. С точки зрения той или иной теори можно говорить о мыслительной работе субъекта, создающего миф, об отношени ее к другим психическим факторам мифообразования, даже о превалировании е над другими факторами и т.д. Но, рассуждая имманентно, мифическое сознани есть меньше всего интеллектуальное и мыслительно-идеальное сознание. Гомера (Od. XI, 145 слл.) изображается, как Одиссей спускается в Аид оживляет на короткий срок обитающие там души кровью. Известен обыча побратимства через смешение крови из уколотых пальцев или обычаи окроплени кровью новорожденного младенца, а также употребление крови убитого вождя пр. Спросим себя: неужели какое-то мыслительно-идеальное построение поняти крови заставляет этих представителей мифического сознания относиться к кров именно так? И неужели миф о действии крови есть только абстрактно построение того или другого понятия? Мы должны согласиться, что здесь ровн столько же мысли, сколько и в отношении, например, к красному цвету который, как известно, способен приводить в бешенство многих животных. Когд какие-нибудь дикари раскрашивают покойника или намазывают свои лица пере битвой красной краской, то ясно, что не отвлеченная мысль о красном цвет действует здесь, но какое-то иное, гораздо более интенсивное, почт аффективное сознание, граничащее с магическими формами. Было бы совершенн ненаучно, если бы мы стали мифический образ Горгоны, с оскаленными зубами дико выпученными глазами, - это воплощение самого ужаса и дикой ослепительно-жестокой, холодно-мрачной одержимости - толковать как результа абстрактной работы мыслителей, вздумавших производить разделение идеальног и реального, отбросить все реальное и сосредоточиться на анализе логически деталей бытия идеального. Несмотря на всю вздорность и полную фантастичност такого построения, оно постоянно имеет место в разных "научных" изложениях В особенности заметно это засилие абстрактной мысли в оценке самы обыкновенных, житейских психологических категорий. Переводя цельны мифические образы на язык их абстрактного смысла, понимают цельны мифически-психологические переживания как некие идеальные сущности, н внимая к бесконечной сложности и противоречивости реального переживания которое, как мы увидим впоследствии, всегда мифично. Так, чувство обиды чисто вербально вскрываемое в наших учебниках психологии, всегда трактуетс как противоположность чувству удовольствия. Насколько условна и неверн такая психология, далекая от мифизма живого человеческого сознания, можн было бы показать на массе примеров. Многие, например, любят обижаться. всегда вспоминаю в этих случаях Ф.Карамазова: "Именно, именно приятн обидеться. Это вы так хорошо сказали, что я и не слыхал еще. Именно, именн я-то всю жизнь и обижался до приятности, для эстетики обижался, ибо н только приятно, да и красиво иной раз обиженным быть; - вот что вы забыли великий старец: красиво! Это я в книжку запишу!"vii В абстрактно-идеально смысле обида есть, конечно, нечто неприятное. Но жизненно это далеко н всегда так. Совершенно абстрактно (приведу еще пример) наше обычно отношение к пище. Вернее, абстрактно не самое отношение (оно волей-неволе всегда мифично и конкретно), а нежизненно наше желание относиться к ней испорченное предрассудками ложной науки и унылой, серой обывательски-мещанской повседневной мысли. Думают, что пища и есть пища что об ее химическом составе и физиологическом значении можно узнать соответствующих научных руководствах. Но это-то и есть засилие абстрактно мысли, которая вместо живой пищи видит голые идеальные понятия. Это убожество мысли и мещанство жизненного опыта. Я же категорически утверждаю что тот, кто ест мясо, имеет совершенно особое мироощущение и мировоззрение резко отличное от тех, кто его не ест. И об этом я мог бы высказать очен подробные и очень точные суждения. И дело не в химии мяса, которая, пр известных условиях, может быть одинаковой с химией растительных веществ, именно в мифе. Лица, не отличающие тут одно от другого, оперируют идеальными (да и то весьма ограниченными) идеями, а не с живыми вещами Также мне кажется, что надеть розовый галстук или начать танцевать для иног значило бы переменить мировоззрение, которое, как это мы еще увидим дальнейшем, всегда содержит мифологические черты. Костюм - великое дело. Мн рассказали однажды печальную историю об одном иеромонахе *** монастыря. Одн женщина пришла к нему с искренним намерением исповедоваться. Исповедь был самая настоящая, удовлетворившая обе стороны. В дальнейшем исповед повторялась. В конце концов исповедальные разговоры перешли в любовны свиданья, потому что духовник и духовная дочь почувствовали друг к друг любовные переживания. После долгих колебаний и мучений оба решили вступить брак. Однако одно обстоятельство оказалось роковым. Иеромонах, расстригшись одевши светский костюм и обривши бороду, явился однажды к своей будущей жен с сообщением о своем окончательном выходе из монастыря. Та встретила ег вдруг почему-то весьма холодно и нерадостно, несмотря на долгое страстно ожидание. На соответствующие вопросы она долго не могла ничего ответить, н в дальнейшем ответ выяснился в ужасающей для нее самой форме: "Ты мне н нужен в светском виде". Никакие увещания не могли помочь, и несчастны иеромонах повесился у ворот своего монастыря. После этого тольк ненормальный человек может считать, что наш костюм не мифичен и есть тольк какое-то отвлеченное, идеальное понятие, которое безразлично к тому осуществляется оно или нет и как осуществляется Я не буду умножать примеров (достаточное количество их встретится еще дальнейшем), но уже и сейчас видно, что там, где есть хотя бы слабые задатк мифологического отношения к вещи, ни в каком случае дело не може ограничиться одними идеальными понятиями. Миф - не идеальное понятие, также не идея и не понятие. Это есть сама жизнь. Для мифического субъект это есть подлинная жизнь, со всеми ее надеждами и страхами, ожиданиями отчаянием, со всей ее реальной повседневностью и чисто лично заинтересованностью. Миф не есть бытие идеальное, но - жизненно ощущаемая творимая, вещественная реальность и телесная, до животности телесна действительность2 III. Миф не есть научное и, в частности, примитивно-научное построени 1. Определенная мифология и определенная наука могут частично совпадать но принципиально они никогда не тождественны Предыдущее учение о идеальности мифа особенно резко проявляется в понимании мифологии ка первобытной науки. Большинство ученых во главе с Кантом, Спенсером, даж Тейлором, думает о мифе именно так и этим в корне искажает всю подлинну природу мифологииviii. Научное отношение к мифу как один из видо абстрактного отношения, предполагает изолированную интеллектуальную функцию Надо очень много наблюдать и запоминать, очень много анализировать синтезировать, весьма и весьма внимательно отделять существенное о несущественного, чтобы получить в конце концов хоть какое-нибуд элементарное научное обобщение. Наука в этом смысле чрезвычайно хлопотлива полна суеты. В хаосе и неразберихе эмпирически спутанных, текучих вещей над уловить идеально-числовую, математическую закономерность, которая хотя управляет этим хаосом, но сама-то не есть хаос, а идеальный, логически строй и порядок (иначе уже первое прикосновение к эмпирическому хаосу был бы равносильно созданию науки математического естествознания). И вот несмотря на всю абстрактную логичность науки, почти все наивно убеждены, чт мифология и первобытная наука - одно и то же. Как бороться с этим застарелыми предрассудками? Миф всегда чрезвычайно практичен, насущен всегда эмоционален, аффективен, жизненен. И тем не менее думают, что это начало науки. Никто не станет утверждать, что мифология (та или иная индийская, египетская, греческая) есть наука вообще, т.е. современная наук (если иметь в виду всю сложность ее выкладок, инструментария и аппаратуры) Но если развитая мифология не есть развитая наука, то как же развитая ил неразвитая мифология может быть неразвитой наукой? Если два организм совершенно несходны в своем развитом и законченном виде, то как же могут н быть принципиально различными их зародыши? Из того, что научную потребност мы берем здесь в малом виде, отнюдь не вытекает того, что она уже не ест научная потребность. Первобытная наука, как бы она ни была первобытна, ест все же как-то наука, иначе она совершенно не войдет в общий контекст истори науки и, следовательно, нельзя ее будет считать и первобытной наукой. Ил первобытная наука есть именно наука, - тогда она ни в каком случае не ест мифология; или первобытная наука есть мифология, - тогда, не будучи науко вообще, как она может быть первобытной наукой? В первобытной науке, несмотр на всю ее первобытность, есть некоторая сумма вполне определенны устремлений сознания, которые активно не хотят быть мифологией, которы существенно и принципиально дополняют мифологию и мало отвечают реальны потребностям последней. Миф насыщен эмоциями и реальными жизненным переживаниями; он, например, олицетворяет, обоготворяет, чтит или ненавидит злобствует. Может ли быть наука таковой? Первобытная наука, конечно, тож эмоциональна, наивно-непосредственна и в этом смысле вполне мифологична. Н это-то как раз и показывает, что если бы мифологичность принадлежала к е сущности, то наука не получила бы никакого самостоятельного историческог развития и история ее была бы историей мифологии. Значит, в первобытно науке мифологичность является не "субстанцией", но "акциденцией"; и эт мифологичность характеризует только ее состояние в данный момент, а никак н науку саму по себе. Мифическое сознание совершенно непосредственно и наивно общепонятно; научное сознание необходимо обладает выводным, логически характером; оно - не непосредственно, трудно усвояемо, требует длительно выучки и абстрактных навыков. Миф всегда синтетически-жизненен и состоит и живых личностей, судьба которых освещена эмоционально и интимно ощутительно наука всегда превращает жизнь в формулу, давая вместо живых личностей и отвлеченные схемы и формулы; и реализм, объективизм науки заключается не красочном живописании жизни, но - в правильности соответствия отвлеченног закона и формулы с эмпирической текучестью явлений, вне всякой картинности живописности или эмоциональности. Последние свойства навсегда превратили б науку в жалкий и малоинтересный привесок мифологии. Поэтому необходимо над считать, что уже на первобытной ступени своего развития наука не имее ничего общего с мифологией, хотя, в силу исторической обстановки, существует как мифологически окрашенная наука, так и научно осознанная ил хотя бы примитивно-научно трактованная мифология. Как наличие "белог человека" ничего не доказывает на ту тему, что "человек" и "белизна" одно то же, и как, наоборот, доказывает именно то, что "человек" (как таковой) н имеет ничего общего с "белизной" (как таковой) - ибо иначе "белый человек было бы тавтологией, - так и между мифологией и первобытной науко существует "акциденциальное", но никак не "субстанциальное" тождество 2. Наука не рождается из мифа, но наука всегда мифологичн В связи с этим я категорически протестую против второго лженаучног предрассудка, заставляющего утверждать, что мифология предшествует науке что наука появляется из мифа, что некоторым историческим эпохам, особенности современной нам, совершенно не свойственно мифическое сознание что наука побеждает миф Прежде всего, что значит, что мифология предшествует науке? Если эт значит, что миф проще для восприятия, что он наивнее и непосредственне науки, то спорить об этом совершенно не приходится. Также трудно спорить и том, что мифология дает для науки тот первоначальный материал, над которы она будет в дальнейшем производить свои абстракции и из которого она должн выводить свои закономерности. Но если указанное утверждение имеет тот смысл что сначала существует мифология, а потом наука, то оно требует полног отвержения и критики Именно, во-вторых, если брать реальную науку, т.е. науку, реальн творимую живыми людьми в определенную историческую эпоху, то такая наук решительно всегда не только сопровождается мифологией, но и реально питаетс ею, почерпая из нее свои исходные интуиции Декарт - основатель новоевропейского рационализма и механизма, а стал быть, и позитивизма. Не жалкая салонная болтовня материалистов XVIII века а, конечно, Декарт есть подлинный основатель философского позитивизма. И во оказывается, что под этим позитивизмом лежит своя определенная мифология Декарт начинает свою философию с всеобщего сомнения. Даже относительно Бог он сомневается, не является ли и Он также обманщиком. И где же он находи опору для своей философии, свое уже несомненное основание? Он находит его "я", в субъекте, в мышлении, в сознании, в "ego", в "cogito"ix. Почему эт так? Почему вещи менее реальны? Почему менее реален Бог, о котором Декар сам говорит, что это яснейшая и очевиднейшая, простейшая идея? Почему н что-нибудь еще иное? Только потому, что таково его собственно бессознательное вероучение, такова его собственная мифология, такова вообщ индивидуалистическая и субъективистическая мифология, лежащая в основ новоевропейской культуры и философии. Декарт - мифолог, несмотря на вес свой рационализм, механизм и позитивизм. Больше того, эти последние ег черты только и объяснимы его мифологией; они только и питаются еюx Другой пример. Кант совершенно правильно учит о том, что для того, чтоб познавать пространственные вещи, надо к ним подойти уже в обладани представлениями пространства. Действительно, в вещи мы находим разные сло ее конкретизации: имеем ее реальное тело, объем, вес и т.д., имеем ее форму идею, смысл. Логически идея, конечно, раньше материи, потому что сначала в имеете идею, а потом осуществляете ее на том или другом материале. Смыс предшествует явлению. Из этой совершенно примитивной и совершенно правильно установки Платон и Гегель сделали вывод, что смысл, понятие - объективны что в объективном миропорядке сплетены в неразрывную реальную связ логически различные моменты идеи и вещи. Что же теперь выводит отсюда Кант Кант из этого выводит свое учение о субъективности всех познавательных форм пространства, времени, категорий. Его аргументы уполномочивали его только н констатирование логического предшествия форм и смыслов - текучим вещам. Н деле же всякая "формальность", оформление, всякое осмысление и смысл дл него обязательно субъективны. Поэтому и получилось то, чего можно было бы не доказывать и что являлось его исходным вероучением и мифологией Рационалистически-субъективистическая и отъединенно-индивидуалистическа мифология празднует в кантовской философии, быть может, свою максимальну победу. Также и ранний Фихте первоначальное единство всякого осмысления, д разделения на практическое и теоретическое наукоучение, почему-то трактуе не как просто Единое, что сделал Плотин, а как Яxi. Тут тоже мифология которая ничем не доказана, ничем не доказуема и которая ничем и не должн быть доказываема. И тут удивляться нечему. Так всегда и бывает, чт доказуемое и выводное основывается на недоказуемом и самоочевидном; мифология только тогда и есть мифология, если она не доказывается, если он не может и не должна быть доказываемой. - Итак, под теми философским конструкциями, которые в новой философии призваны были осознать научны опыт, кроется вполне определенная мифология. Не менее того мифологична наука, не только "первобытная", но и всякая. Механика Ньютона построена н гипотезе однородного и бесконечного пространства. Мир не имеет границ, т.е не имеет формы. Для меня это значит, что он - бесформен. Мир - абсолютн однородное пространство. Для меня это значит, что он - абсолютно плоскостен невыразителен, нерельефен. Неимоверной скукой веет от такого мира. Прибавьт к этому абсолютную темноту и нечеловеческий холод междупланетны пространств. Что это как не черная дыра, даже не могила и даже не баня пауками, потому что и то и другое все-таки интереснее и теплее и все-так говорит о чем-то человеческом. Ясно, что это не вывод науки, а мифология которую наука взяла как вероучение и догмат. Не только гимназисты, но и вс почтенные ученые не замечают, что мир их физики и астрономии ест довольно-таки скучное, порою отвратительное, порою же просто безумно марево, та самая дыра, которую ведь тоже можно любить и почитать. Дыромоляи говорят, еще и сейчас не перевелись в глухой Сибириxii. А я, по греха своим, никак не могу взять в толк: как это земля может двигаться? Учебник читал, когда-то хотел сам быть астрономом, даже женился на астрономке. Н вот до сих пор никак не могу себя убедить, что земля движется и что неб никакого нет. Какие-то там маятники да отклонения чего-то куда-то, какие-т параллаксы... Неубедительно. Просто жидковато как-то. Тут вопрос о цело земле идет, а вы какие-то маятники качаете. А главное, все это как-т неуютно, все это какое-то неродное, злое, жестокое. То я был на земле, по родным небом, слушал о вселенной, "яже не подвижется"xiii... А то вдру ничего нет, ни земли, ни неба, ни "яже не подвижется". Куда-то выгнали шею, в какую-то пустоту, да еще и матерщину вслед пустили. "Вот-де тво родина, - наплевать и размазать!" Читая учебник астрономии, чувствую, чт кто-то палкой выгоняет меня из собственного дома и еще готов плюнуть физиономию. А за что?xi Итак, механика Ньютона основана на мифологии нигилизма. Этому вполн соответствует специфически новоевропейское учение о бесконечном прогресс общества и культуры. Исповедовали часто в Европе так, что одна эпоха имее смысл не сама по себе, но лишь как подготовка и удобрение для другой эпохи что эта другая эпоха не имеет смысла сама по себе, но она тоже - навоз почва для третьей эпохи и т.д. В результате получается, что никакая эпоха н имеет никакого самостоятельного смысла и что смысл данной эпохи, а равно всех возможных эпох, отодвигается все дальше и дальше, в бесконечны времена. Ясно, что подобный вздор нужно назвать мифологией социальног нигилизма, какими бы "научными" аргументами ее ни обставлять. Сюда же нужн отнести также и учение о всеобщем социальном уравнении, что также несет н себе все признаки мифологически-социального нигилизма. Вполне мифологичн теория бесконечной делимости материи. Материя, говорят, состоит из атомов Но что такое атом? Если он - материален, то он имеет форму и объем например, кубическую или круглую форму. Но куб имеет определенной длин сторону и диагональ, а круг имеет определенной длины радиус. И сторону, диагональ, и радиус можно разделить, например, пополам, и, следовательно атом делим, и притом до бесконечности делим. Если же он неделим, то эт значит, что он не имеет пространственной формы, а тогда я отказываюс понимать, что такое этот атом материи, который не материален. Итак, ил никаких атомов нет как материальных частиц, или они делимы до бесконечности Но в последнем случае атома, собственно говоря, тоже не существует, ибо чт такое атом - "неделимое", которое делимо до бесконечности? Это не атом, бесконечно тонкая, имеющая в пределе нуль пыль разбросавшейся и развеявшейс в бесконечность материи. Итак, а обоих случаях атомизм есть ошибка возможная только благодаря слепой мифологии нигилизма. Всяком здравомыслящему ясно, что дерево есть дерево, а не какая-то невидимая почти несуществующая пыль неизвестно чего, и что камень есть камень, а н какое-то марево и туман неизвестно чего. И все-таки атомистическа метафизика была всегда популярна в новое время вплоть до последних дней. Эт можно объяснить только мифологическим вероучением новой западной науки философии Итак: наука не рождается из мифа, но наука не существует без мифа, наук всегда мифологична 3. Наука никогда не может разрушить миф Однако тут надо устранить два недоразумения. - Во-первых, наука, говори мы, всегда мифологична. Это не значит, что наука и мифология - тождественны Я уже опровергал это положение. Если ученые-мифологи и хотят свест мифологию на науку (первобытную), то я ни в каком случае не сведу науку н мифологию. Но что такое та наука, которая воистину немифологична? Это совершенно отвлеченная наука как система логических и числовы закономерностей. Это - наука-в-себе, наука сама по себе, чистая наука. Ка такая она никогда не существует. Существующая реально наука всегда так ил иначе мифологична. Чистая отвлеченная наука - не мифологична. Немифологичн механика Ньютона, взятая в чистом виде. Но реальное оперирование с механико Ньютона привело к тому, что идея однородного пространства, лежащая в е основе, оказалась единственно значимой идеей. А это есть вероучение мифология. Геометрия Евклида сама по себе не мифологична. Но убеждение том, что реально не существует ровно никаких других пространств, кром пространства евклидовой геометрии, есть уже мифология, ибо положения это геометрии ничего не говорят о реальном пространстве и о формах други возможных пространств, но только об одном определенном пространстве; неизвестно, одно ли оно, соответствует ли оно или не соответствует всяком опыту и т.д. Наука сама по себе не мифологична. Но, повторяю, это отвлеченная, никуда не применяемая наука. Как же только мы заговорили реальной науке, т.е. о такой, которая характерна для той или друго конкретной исторической эпохи, то мы имеем дело уже с применением чистой отвлеченной науки; и вот тут-то мы можем действовать и так и иначе. управляет нами здесь исключительно мифология. - Итак, всякая реальная наук мифологична, но наука сама по себе не имеет никакого отношения к мифологии Во-вторых, мне могут возразить: как же наука может быть мифологичной как современная наука может основываться на мифологии, когда целью и мечто всякой науки почти всегда было ниспровержение мифологии? На это я долже ответить так. Когда "наука" разрушает "миф", то это значит только то, чт одна мифология борется с другой мифологией. Раньше верили в оборотничество вернее - имели опыт оборотничества. Пришла "наука" и "разрушила" эту веру оборотничество. Но как она ее разрушила? Она разрушила ее при помощ механистического мировоззрения и учения об однородном пространстве Действительно, наша физика и механика не имеет таких категорий, которы могли бы объяснить оборотничество. Наша физика и механика оперирует с други миром; и это есть мир однородного пространства, в котором находятс механизмы, механически же движущиеся. Поставивши вместо оборотничества тако механизм, "наука" с торжеством отпраздновала свою победу на оборотничеством. Но вот теперь воскресает новое, вернее очень старое античное учение о пространстве. Оказалось возможным мыслить, как одно и т же тело, меняя место и движение, меняет также и свою форму и как (пр условии движения со скоростью света) объем такого тела оказывается равны нулю, по известной формуле Лоренца, связывающей скорость и объем. Другим словами, механика Ньютона не хотела ничего говорить об оборотничестве хотела убить его, почему и выдумала такие формулы, в которые оно н вмещается. Сами по себе, отвлеченно говоря, эти формулы безупречны, и в ни нет никакой мифологии. Но ученые отнюдь не пользуются только тем одним, чт в этих формулах содержится. Они пользуются ими так, что не остается ровн никакого места для прочих форм пространства и соответствующих математически формул. В этом и заключается мифологизм европейского естествознания, - исповедании одного излюбленного пространства; и от этого и казалось ем всегда, что оно "опровергло" оборотничество. Принцип относительности, говор о неоднородных пространствах и строя формулы относительно перехода от одног пространства к другому, снова делает мыслимым оборотничество и вообще чудо а отказать в научности по крайней мере математической стороны этой теори может только неосведомленность в предмете и невежество в науке вообщеxv Итак, механика и физика новой Европы боролась с старой мифологией, но тольк средствами своей собственной мифологии; "наука" не опровергла миф, а прост только новый миф задавил старую мифологию, и - больше ничего. Чистая ж на
|