Главная » Файлы » Библиотека » Литература |
Адъютант его превосходительства
[ Скачать с сервера (332.1 Kb) ] | 04.12.2009, 19:03 |
Болгарин И. Я., Северский Г.Л. Адъютант его превосходительства Изд. Воениздат, 1979. OCR Палек, 1998 г. Анонс Роман о гражданской войне на юге России, о разгроме деникинщины моло- дой Красной Армией. Главный герой произведения - разведчик Павел Кольцов, действовавший по заданию красного командования в штабе дени- кинских войск. Изображенные в романе события и его герой широко известны по однои- менному телевизионному фильму. ПЕРВЫМ ЧЕКИСТАМ ПОСВЯЩАЕТСЯ ЧАСТЬ ПЕРВАЯ ГЛАВА ПЕРВАЯ Весна в тысяча девятьсот девятнадцатом году началась сразу, без замо- розков. Уставший за две трудные, продутые сквозняками Рады и Директории зимы Киев вдруг повеселел, наполнился шумом и гомоном людских голосов. В до- мах пооткрывались крепко заколоченные форточки. И все пронзительней и явственней повеяло каштановым запахом. Выйдя из вагона, Павел Кольцов понял, что приехал прямо в весну, что фронтовая промозглость, пронизывающие до костей ветры, орудийный гул и госпитальные промороженные стены - все это осталось там, далеко позади. Некоторое время он растерянно стоял на шумном перроне, глядя куда-то по- верх голов мечущихся мешочников, и они обтекали его, как тугая вода об- текает камень. Он стоял и жадно вдыхал чуть-чуть горьковатый, влажный от цветения воздух. Город удивил Павла пестротой и беспечностью. Сверкали витрины роскош- ных магазинов, мимо которых сновали молодые женщины в кокетливых шляп- ках. За прилавками многочисленных ларьков стояли сытые, довольные люди. Из ресторанов и кафе доносились звуки веселой музыки. По Владимирской, украшенной, словно зажженными свечами, расцветающими каштанами, неспешными вереницами тащились извозчики: одни - к драмати- ческому театру, другие - к оперному. Сверкнул рекламой мюзик-холл. На углу Фундуклеевской Кольцов сошел с трамвая и, спустившись к Крещатику, сразу попал в шумный водоворот разношерстной толпы. Кого только не вып- леснула на киевские улицы весна девятнадцатого года! Высокомерно шествовали господа действительные, титулярные и надворные советники, по-старорежнмному глядя неукоснительно прямо перед собой; благодушно прогуливали своих раздобревших жен и привядших в военной раструске дочерей российские помещики и заводчики, прохаживались делови- то, поблескивая перстнями, крупные торговцы. Тут же суетились в клетча- тых пиджаках бравые мелкие спекулянты, жались к подъездам раскрашенные девицы с застывшими зазывными глазами. С ними то нехотя, с ленцой, то снисходительно, по-барственному, перебрасывались словами стриженные "под ежик" мужчины в штатском, но с явной офицерской выправкой. Вся эта публика в последние месяцы сбежалась со всех концов России в Киев к "щирому" гетману Скоропадскому под защиту дисциплинированных гер- манских штыков. Но и незадачливый "гетман всея Украины", и основательные германцы, и пришедшие им на смену петлюровцы в пузырчатых шароварах не усидели, не смогли утвердиться в Киеве, сбежали. Одни - тихо, как гер- манцы, другие - лихо, с надрывом, с пьяной пальбой, как петлюровцы. А те, кто рассчитывал на их надежную защиту, остались ничейными, никому не нужными и вели теперь странное существование, в котором отчаяние сменя- лось надеждой, что это еще не конец, что еще вернется прежняя беспечаль- ная жизнь - без матросов, без продуктовых карточек, - что вызываю- ще-красные знамена на улицах - все это временно, временно... Тишайшим шепотком, с оглядкой, передавались новости: на Черноморском побережье высадились союзники, Петлюра - в Виннице! Да-да, сами слышали - в Виннице! И самая свежая новость - Деникин наконец двинулся с Дона и конечно же скоро, очень скоро освободит от большевиков Харьков и Киев. Кольцову казалось, что он попал на какой-то странный рынок, где все обменивают одну новость на другую. Он брезгливо шел по самому краю тро- туара, сторонясь этих людей. Взгляд его внимательных, слегка сощуренных глаз то и дело натыкался на вывески ресторанов, анонсы варьете, непри- вычные еще афиши синематографа. В "Арсе" показывали боевик "Тюрьма на дне моря" с великолепным Гарри Пилем в заглавной роли. "Максим" огромны- ми, зазывными буквами оповещал, что на его эстраде поет несравненная Ве- ра Санина. В варьете "Шато" давали фарс "Двенадцать девушек ищут приста- нища". На углу Николаевской громоздкие, неуклюжие афиши извещали о том, что в цирке начался чемпионат французской борьбы, и, конечно, с участием всех сильнейший борцов мира. Кондитерская Кирхейма гостеприимно пригла- шала послушать чудо двадцатого века - механический оркестрион. Вся эта самодовольная крикливость, показная беспечность раздражали Кольцова. Они были неуместны, более того - невозможны в соседстве с той апокалипсической разрухой, которой была охвачена страна, рядом с огнен- ными изломами многочисленных фронтов, где бились и умирали в боях с бе- лыми армиями и разгульными бандитами разных батьков бойцы революции; ря- дом с холодными и сидящими на осьмушке хлеба городами, как Житомир, где Кольцов совсем недавно лежал в госпитале. Нет, он никогда не забудет этою прифронтового города, в котором давно уже не было ни хлеба, ни электричества, ни керосина и растерянные люди деловито, никого не таясь, разбирали на дрова плетни, сараи и амбары. Всю ночь напролет стояли у магазинов молчаливые, длинные, продрогшие очереди, так похожие на похо- ронные процессии. Но именно там, в не раз расстрелянном пулеметами белых Житомире, - Кольцов явственно почувствовал это сейчас, - именно там шла настоящая жизнь страны, собравшей все свои силы для невероятной по напряжению схватки, а эта разряженная, беспечно самодовольная толпа, бравурная му- зыка - все это казалось не настоящим, а чем-то вроде декорации в фильме о прошлом, о том, чего давно уже нет и что вызвано к жизни больной фан- тазией режиссера. Едва закончатся съемки - погаснут огни, прервется му- зыка, унесут афиши и разбредутся усталые статисты... Не доходя до Александровской площади, Кольцов увидел освещенную вы- веску гостиницы "Европейская". В холле гостиницы толпились обрюзгшие дельцы и женщины в декольтированных платьях. Застекленная дверь вела в ресторан. Кольцов подошел к портье, спросил комнату. - Все занято. - Портье сокрушенно развел руками. - Ни в одной гости- нице места вы не найдете. Жильцы сейчас постоянные. - Он ощупал взглядом перетянутый ремнями портупеи френч Кольцова: - Вы ведь военный? Тогда вам нужно на Меринговскую, в комендатуру. Это недалеко. Там вам помогут. На Меринговской, в городской комендатуре, все устроилось просто. Де- журный выписал Кольцову направление в гостиницу для военных. Было уже совсем поздно, когда Кольцов разыскал на Подоле Кирилловскую улицу и на ней двухэтажный дом, оборудованный под гостиницу. Одноногий, на култышке, служитель записал его в журнал для приезжих и после этого показал комнату. Кольцов потушил свет и лег, но заснуть дол- го не мог. Разбуженная новизной обстановки память перенесла его в прош- лое - в Севастополь. Ясно предстал перед глазами маленький, похожий на забытую на берегу лодчонку домик, в котором он вырос. Небольшая, чисто прибранная горница, заткнутые под стволок ссохшиеся пучки травы, вобрав- шей в себя запахи степи, гор и моря, и сам стволок, потемневший от вре- мени, потрескавшийся, похожий на старую кость. И еще виднелись веселые ситцевые занавески, которые отбрасывали на пол причудливые узоры. Это были узоры его детства. Из кухоньки доносятся привычные домашние звуки: мягкие шаги, осторож- ное позвякиванне посуды - это мама уже давно встала и неутомимо хлопочет у плиты. И все было как будто наяву - и звуки, и запахи родного дома, такие добрые и такие далекие... Где-то за полночь мысли Павла стали путаться, набегать друг на друга, и он уснул А проснулся от гула за окнами гостиницы. По улице ехали гру- женые повозки, шли толпы людей. В Киеве, как ни в одном городе, много базаров: Сенной, Владимирский, Галицкий, Еврейский, Бессарабский. Но самое большое торжище - на Подоле. Площадь за трамвайным кольцом и прилегающие к ней улицы заполняли толпы осторожных покупателей, отважных перекупщиков и бойких продавцов. Здесь можно было купить все - от дверной ручки и диковинного граммофона до ис- тертых в седле брюк галифе и меховой шубы, от сушеной воблы до шоколада "Эйнем". Люди суматошно толпились, торговались до хрипоты, истово хлопа- ли друг друга по рукам, сердито расходились, чтобы снова вскоре сойтись. Тут же на булыжной мостовой, поближе к длинной тополиной тени, чадили мангалы с ведерными кастрюлями, и торговки привычно-зычными голосами за- зывали откушать борща, потрохов с кашей или горячей кровяной колбасы. Неподалеку своевольной стайкой сидели на корточках беспризорники с наро- чито бесстрастными лицами, ожидая нечаянной удачи. Чуть подальше, на привозе, пахло навозом и сеном - тут степенные, домовитые селяне торго- вали прямо с бричек свининой, птицей, мукой. Кольцов терпеть не мог базаров и все же сейчас вынужден был проби- ваться сквозь эту вопящую и отчаянно жестикулирующую толпу, потому что здесь был кратчайший путь к трамвайной остановке. - Нет, вы только подумайте! - требовательно тронул его за рукав воз- мущенный человек в пенсне. - За жалкий фунт сала этот тип без стыда и совести требует с меня полумесячное жалованье! Сидящий на возу крестьянин, лениво усмехаясь, объяснил: - А на кой ляд мне твои гроши? Гроши ныне - ненужные... Пшик, одним словом. Дай мне хотя бы две швейные иголки да еще шпульку ниток, и я те- бе за милую душу к этому шмату сала добавлю еще шось... И вдруг совсем близко раздался пронзительный крик. Увлекая за собой Кольцова, грузно стуча сапогами, толпа повалила на этот крик, окружила причудливо перепоясанного крест-накрест патронами-лентами здоровенного детину, растерянно озирающегося вокруг. Рядом с ним причитала женщина: - Горжетку из рук выхватил! - Ох, бандюга! Он и вчера таким же манером... - Управы на них нет!.. - Лисья горжетка, почти новая!.. От себя оторвала, для детей! - иска- ла сочувствия толпы женщина, мельком остановившись заплаканными глазами на Кольцове. Толпа распалялась все сильней, люди размахивали руками, плотнее окру- жая стоявшего с нагловатым видом грабителя. А тот вдруг, резким движени- ем надвинув на глаза кепку, выхватил из кармана лимонку и занес ее над собой. - А ну, разбегайсь!.. - закричал он неожиданно тонким, бабьим, голо- сом. - Подорву всех в три господа бога вашего! Кольцов внимательно взглянул в расплывшееся лицо детины, увидел ма- ленький, перекошенный яростью рот, лишенные цвета глаза. "Этот может, - подумал Павел, - вполне может рвануть". И, стараясь глядеть бандиту в глаза, двинулся на него. Тот вобрал голову в плечи, еще крепче сжимая в руке гранату. Глаза его беспокойно метнулись по лицу Кольцова: - Тебе шо? Кольцов коротко взмахнул рукой. Бандит, громко охнув, как мешок, по- летел на мостовую, граната осталась в руках у Кольцова. Через несколько минут упирающегося грабителя уводил подоспевший пат- руль, а к Кольцову торопливо подошел тот самый человек в пенсне, который возмущенно торговался с крестьянином. - Посмотрите туда! - сказал он заговорщически, движением глаз показы- вая на двоих в штатским. - Те двое фотографируют, и я слышал, разговари- вают не по-нашему, не по-российскому. Действительно, двое в штатском, судя по одежде, иностранцы, как-то странно суетились поодаль. Один из них, более высокий, загораживал спи- ной своего спутника, а тот из-за спины навскидку щелкал фотоаппаратом. Павел подошел к ним и властно спросил: - Кто такие? - О, сэр, мы имеем мандат! - торопливо отозвался один из иностранцев, высокий, сухощавый, с квадратной челюстью. - Да-да, документ от вашей власти! - Он готовно достал документы, протянул их Кольцову и чуть высо- комерно представился: - Корреспондент английской газеты "Таймс". А это, - англичанин с гостеприимной улыбкой указал на своего товарища, - это мой французский коллега... э-э... знаменитый корреспондент еженедельника "Матэн". Наши читатели... как это... очень интересуют себя, что происхо- дит в России. Кольцов стал просматривать документы. Но они оказались в порядке - всевозможные печати подтверждали это. Кольцов вернул документы вла- дельцам. - Чем вас мог заинтересовать этот мародер? - Уличная сценка... жанровый снимок... всего лишь... - поспешно объяснил англичанин, но глаза его смотрели обеспокоено. Корреспондент еженедельника "Матэн" произнес несколько фраз по-фран- цузски и уставился на Кольцова. Англичанин с готовностью перевел: - Мой коллега говорит, что он, э-э, намерен дать материал о ваших... как это... - тут англичанин досадливо щелкнул пальцами, - продо- вольственных затруднениях. Он говорит, что это заставит капиталистов раскошелить себя... и они пришлют вам много-много продуктов... - До рождества как будто еще далеко, господа, зачем же сочинять свя- точные рассказы?! - отрезал Кольцов и, резко повернувшись, пошел к трам- вайной остановке. Не мог знать он тогда, что у этой мимолетной встречи будет продолжение, необычное продолжение, едва не стоившее ему жизни... Часов в десять утра Кольцов отыскал на площади Богдана Хмельницкого дом, указанный в предписании Житомирского военного комиссариата. Прочи- тал четко выведенную надпись, извещавшую о том, что здесь помещается Всеукраинская Чрезвычайная комиссия, и, невольно одернув видавший виды командирский френч, поправив ремни снаряжения, с подчеркнутой подтяну- тостью вошел в подъезд. В вестибюле его встретил юноша в студенческой куртке. Они прошли в ногу, как в строю, через небольшой зал, где двое пожилых красноармейцев деловито возились с пулеметом. Над ними, прямо на стене, размашистыми, угловатыми буквами было написано: "Чекист, твое оружие - бдительность". Так же в ногу поднялись по широкой лестнице на второй этаж. Сопровождаю- щий открыл перед Кольцовым дверь, обитую черным, вязкого отлива коленко- ром. Из-за стола поднялся и пошел навстречу Кольцову худощавый, с ввалив- шимися щеками человек. Его глубоко запавшие глаза, окаймленные синевой, улыбчиво смотрели на Кольцова. "Какие знакомые глаза! - мгновенно промелькнула мысль. - Кто это?" А худощавый человек протянул уже руку и весело произнес: - Ну, здравствуй, Павел! И тут Кольцова озарило: да это же Петр Тимофеевич! Петр Тимофеевич Фролов! Павел радостно шагнул ему навстречу... И опять память вернула Кольцова в былые, далекие, тревожные, дни, когда, расстреляв мятежный "Очаков", царские власти напустили на Севас- тополь своих ищеек. Те денно и нощно рыскали по усмиренному городу, вы- нюхивая и высматривая повсюду ускользнувших от расправы бунтовщиков. В одну из ночей Павел проснулся от чьего-то сдержанного стона. Возле плотно зашторенного окна стоял таз с водой, рядом лежали ножницы и пучки лечебной травы. Мать бинтовала руку и плечо бессильно привалившемуся к стене темноволосому мужчине. Когда Павел с любопытством посмотрел на не- го, он тут же натолкнулся на пристальный, цепкий взгляд светло-серых глаз. Мужчина морщился. Но, поймав мальчишечий взгляд, улыбнулся и под- мигнул Павлу. А глаза его продолжали оставаться неспокойными, страдающи- ми. Мать сказала Павлу, что Петр Тимофеевич пока поживет у них в темной боковушке-чулане. Летом там спал Павел, а зимой держали всякую хо- зяйственную утварь. И еще мать строгонастрого наказала, что никто не должен знать о человеке, который будет теперь жить у них. Фролов отлеживался в боковушке, и вскоре Павел стал проводить там все свободное время, слушая его рассказы об "Очакове", о товарищах - рабочих доков и еще о многом-многом другом... Как же изменился Петр Тимофеевич с тех пор! Лицо потемнело, осуну- лось, грудь впала, спина ссутулилась. Лишь в глазах еще резче обозначи- лась все та же, прежняя, дерзновенная решительность. Они крепко обнялись. Петр Тимофеевич перехватил взгляд Кольцова. - Что, постарел?.. Война, понимаешь, не красит. - Он развел руками и перешел на деловито-серьезный тон: - Ну, садись, рассказывай, как жи- вешь? Как здоровье? - Здоровье?.. Здоров, Петр Тимофеевич! - Ты ведь недавно из госпиталя? - Заштопали как следует. Не врачи, а прямо ткачи. - Кольцов улыбнул- ся, присел возле стола. - В госпитале мне сказали, что звонили из Киева, спрашивали. Никак не мог придумать, кто бы это мог интересоваться моей персоной... Осторожным, незаметным взглядом Фролов тоже изучал Павла. Сколько ему лет? Двадцать пять, должно быть! Не больше! А выглядит значительно стар- ше. Френч со стоячим воротником, безукоризненная выправка. Подтянут, ши- рок в плечах... Кольцов положил на стол предписание и вопросительно взглянул на Фро- лова. В предписании значилось: "Краскома тов. Кольцова Павла Андреевича откомандировать в город Киев в распоряжение особого отдела ВУЧК". - Тебя что-то смущает? - спросил Фролов. - Смущает? Пожалуй, нет. Скорее, удивляет... Зачем я понадобился Все- украинской Чека? Ответил Фролов не сразу. Он достал тощенькую папиросу и стал сосредо- точенно обминать ее пальцами. Кольцов помнил эту его привычку - она оз- начала, что Петру Тимофеевичу нужно время обдумать и взвесить что-то серьезное, важное. Фролов раз-другой прошелся по кабинету, неторопливо доминая папиросу, остановился возле стола, крутнул ручку телефона. - Товарища Лациса! - строго произнес он в трубку и, чуть помедлив, доложил: - Мартин Янович, Кольцов прибыл... Да, у меня... Хорошо! Когда Фролов положил трубку, Кольцов спросил: - Мартин Янович - это кто? - Лацис. Председатель Всеукраинской Чека, - пояснил Фролов и опять не спеша прошелся по кабинету: от стола до стены и обратно. Раскурив папи- росу, присел к столу. - Дело вот какое. Нам, то есть Всеукраинской Чека, нужны люди для работы во вражеских тылах. Иными словами, нужны разведчи- ки. Я вспомнил о тебе, рассказал товарищу Лацису. Он заинтересовался и попросил тебя вызвать... Чаю хочешь? Настоящего, с сахаром? - Спасибо, - растерянно произнес Кольцов. Всего он ожидал, направляясь сюда, только не этого... Стать чекистом, разведчиком?.. Обладает, ли он таким талантом? Способностями? Глубокая зафронтовая разведка - это не просто риск. Неосторожный, неумелый шаг может погубить не только тебя, но и людей, которых тебе доверят, и дело. Сумеет ли он? Сумеет ли жить среди врагов и ничем не выдать себя? Прит- воряться, что любишь, когда ненавидишь, восхищаться, когда презираешь... - Но откуда у меня это умение? - подумал вслух и посмотрел на Фроло- ва. - И потом... Вы же знаете, почти всю германскую я был в армии, ко- мандовал ротой. На той стороне могу столкнуться с кем-нибудь из знакомых офицеров. А это - провал!.. - Мы все учли, Павел, - улыбнулся Фролов. - И твою службу в царской армии, и твои капитанские погоны. На Западном фронте, насколько я знаю, ты служил у генерала Казанцева? Кольцов удивился такой осведомленности Фролова и подтвердил: - Да. Командовал ротой разведчиков. - По нашим сведениям, генерал Казанцев формирует сейчас в Ростове ка- зачью бригаду... Вот и пойдешь к своему командиру. Выглядеть это будет примерно так: капитан Кольцов, как и некоторые другие бывшие офицеры царской армии, бежит из Совдепии под знамена Деникина. Узнав, что гене- рал Казанцев находится в Ростове, капитан Кольцов направляется к нему. Разве не естественно желание офицера служить под началом того генерала, с которым вместе воевал?.. - А что! Вполне правдоподобно! - Кольцов даже улыбнулся. А Фролов продолжал: - Перед тем как мы пойдем к товарищу Лацису, а он хочет сам погово- рить с тобой, познакомься с фронтовой обстановкой. Ты ведь из госпиталя, многого не знаешь. - Фролов подошел к висевшей на стене карте Украины: - Так вот. Деникин полностью овладел Донской областью и большей частью До- нецкого бассейна. Бои идут за Луганск. Если Луганск падет - на очереди Харьков. Впечатление создается такое, что до наступления на Москву Дени- кин решил сначала захватить Украину, чтобы использовать ее богатейшие ресурсы. Мы знаем, что сил для этого у него достаточно. Добровольческие полки укомплектованы опытными офицерами, которые дерутся уверенно. У них - броневики, аэропланы, бронепоезда и автомобили. Силы, как видишь, вну- шительные. В Новороссийском порту выгружается посылаемое Антантой, и прежде всего Англией, оружие. Это - винтовки, пулеметы. Это-обмундирова- ние, продовольствие. Все, вплоть до сигарет и сгущенного молока... - Го- лос Фролова стал громче и вместе с тем сдержанней - чувствовалось, что он заговорил о наболевшем, о чем говорить всегда трудно. - А у нас? Вче- ра мне звонили из Луганска, из штаба восьмой армии: красноармейцам выда- ли по полкомплекта патронов на винтовку. Нет снарядов. Люди раздеты и разуты... - Фролов снова вернулся к столу и уже ровнее, спокойнее закон- чил: - Рассказываю тебе все это для того, чтобы ты правильно представил себе всю степень серьезности нашего положения. Открылась дверь, и в кабинет, немного косолапя, вошел плотный невысо- кий моряк в расстегнутом бушлате, флотские брюки его были тщательно зап- равлены в сапоги. Остановился у порога. Фролов гостеприимным движением руки пригласил моряка: - Проходи, Семен Алексеевич. Знакомься: товарищ Кольцов. - Красильников, - представился моряк и потряс в жесткой своей ладони руку Кольцова. - Бывший комендор эскадренного миноносца "Беспощадный". - Ныне же один из самых недисциплинированных сотрудников Особого от- дела Всеукраинской Чека, - с усмешкой добавил Фролов. - Сколько ни би- лись, никак с бушлатом не расстанется. Говорит: не могу без него. Еле-еле заставил бескозырку сменить. Красильников тяжело переступил с ноги на ногу: - Непривычна мне сухопутная снасть. - Он даже повел плечами, словно призывал Кольцова убедиться, что ему никакая другая одежда не по плечу. Кольцов сочувственно улыбнулся. Не раз доводилось ему на фронте, встречаться с такими вот моряками. За редким исключением, это были люди дисциплинированные, выдержанные, политически грамотные, беззаветно храб- рые, но вот сменить матросскую робу на другую форму или, что еще хуже, на цивильную одежду - было для них чуть ли не трагедией. - Больше года моря не видел, а все "снасть", "снасть", - беззлобно передразнил Красильникова Фролов. Затем встал, сказал ему: - Ты посиди здесь. Должны звонить из штаба восьмой армии. Я скоро буду! - И обернул- ся к Кольцову: - Идем! Представлю тебя Лацису! Они спустились вниз, где старательные красноармейцы попрежнему разби- рались в пулемете, прошли мимо двух часовых, которым Фролов на ходу бро- сил: "Товарищ со мной!" - и вошли в большую комнату, из окон которой виднелись, словно на картине, обрамленной рамой, недвижные купола Со- фийского собора. Входя в комнату, Кольцов прежде всего увидел эти свер- кающие на солнце купола и лишь затем уже стоящего у окна хозяина-Мартина Яновича Лациса. Выше среднего роста, с черной аккуратной бородкой, с тонкими чертами интеллигентного лица, на котором выделялись Слегка при- щуренные серые спокойные глаза, он скорее был похож на ученого, нежели на военного, а хорошего покроя, тщательно отглаженный костюм, голубой белизны сорочка и умело подобранный галстук подчеркивали в нем человека тонкого вкуса. Лацис предложил Кольцову сесть и несколько мгновений, не таясь, не боясь смутить гостя, неторопливо, в упор рассматривал его, словно хотел лично убедиться во всем том, что рассказывал ему об этом человеке Фро- лов. И странно, под этим прямым взглядом Кольцов не чувствовал себя ни неловко, ни беспомощно - это был доброжелательный взгляд, взгляд челове- ка, который хотел верить ему, Кольцову. - Фронтовую обстановку товарищи вам, конечно, уже доложили? - Рассказывал, Мартин Янович, - ответил за Кольцова Фролов. Лацис вернулся к столу: - Трудно нам сейчас! Но мы должны, мы обязаны выстоять. Поскольку белые бросили в наступление все, что имели, - дела вот-вот дойдут до кульминации. Струна натянулась до предела, должна лопнуть. Ес- ли мы сумеем выстоять - им конец. В этом сейчас тактика революции. - Мартин Янович, успехи на фронте во многом зависят от тыла. - Кольцов посчитал долгом поделиться своими первыми впечатлениями от Кие- ва. - Я прошел по городу... Рестораны, кабаки, казино... Это же "пир во время чумы". Лацис сощурился, усмехнулся, продолжил тем же ровным, спокойным голо- сом: - Рестораны, кабаки и фланирование господ по Крещатику - это самое невинное из того, что вам довелось увидеть... Мы ежедневно сталкиваемся с саботажем, спекуляцией, изготовлением фальшивых денег. Сталкиваемся с заговорами и шпионажем... Сложная обстановка, чего там! И людей у нас не хватает, и взять их неоткуда: почти все коммунисты по партийной мобили- зации ушли на фронт. Эти хорошо известные факты в устах Лациса приобретали выразительность и силу. - И все-таки мы с этим справляемся, трудно, но справляемся. И уверен - справимся!.. Но есть участок работы, который мы еще недостаточно нала- дили. Это - разведка. В кабинете стало тихо, лишь Фролов несколько раз осторожно чиркнул спичкой, разжигая погасшую папиросу. Лацис легкой походкой прошелся до окна, мельком устало взглянул на купола, вернулся, присел напротив: - Я имею в виду не войсковую разведку, в которой вы, как говорил мне товарищ Фролов, служили на фронте. - Да, в германскую командовал ротой разведчиков в пластунской бригаде генерала Казанцева, - сообщил Кольцов. - Знаю... В данном же случае речь идет об иной разведке. Мы, по существу, ничего не знаем ни о силах противника, ни - о его резервах. Боремся с ним вслепую. А нам нужно знать, что делается у него в тылу. Какие настроения... Вот с такой разведкой дело у нас пока обсто- ит неважно. Все, что мы сейчас имеем, - это в основном донесения под- польщиков. - Лацис здесь сделал паузу, чтобы подчеркнуть важность после- дующих слов. - В тылу белых работают воистину замечательные люди. Во многих городах уже появились подпольные большевистские ревкомы, созданы партизанские отряды, ведется большая подрывная и агитационная работа, но возможностей для квалифицированной разведки у них мало. Нам нужны люди, которые могли бы внедриться во вражескую офицерскую среду. Вы понимаете, к чему я все это говорю? - Да, Мартин Янович. Товарищ Фролов меня вкратце информировал, - тихо произнес Кольцов. - Мы намерены предложить вам такую работу, - спокойно сказал Лацис. Кольцов какое-то время сидел молча. Он - понял, что сегодня держит, может быть, самый трудный в жизни экзамен. Ведь слова Лациса "мы должны, мы обязаны выстоять" обращены и к нему... - Вы хотите что-то сказать? - Лацис в упор смотрел на Кольцова, и Па- вел не отвел глаз, спокойно произнес: - Я военный человек и привык подчиняться приказам. - Это не приказ, товарищ Кольцов. Это - предложение. - Я рассматриваю его как приказ, - упрямо повторил Кольцов. - Приказ партии! Лагун одобрительно улыбнулся. - Все подробности обсудите с товарищем Фроловым. - Он коротко взгля- нул на часы, встал: - К сожалению, на три часа у меня назначена встреча, и уклониться от нее или перенести я никак не могу. Поэтому прошу изви- нить и желаю успеха! - Лацис проводил их до двери, еще раз крепко, по-дружески пожал Кольцову руку и повторил: - Да-да! Желаю успеха! Он сейчас для нас так важен, ваш успех! После ухода гостей Лацис несколько минут стоял у окна. Нет, он не лю- бовался собором. Он собирался с мыслями: в три часа ему предстояло при- нимать иностранных журналистов... Ровно в три - ни минутой раньше, ни минутой позже - Лацис сам вышел в приемную, где его дожидались из нетерпеливого любопытства приехавшие раньше назначенного времени корреспондент английской газеты "Тайме" Ко- лен и обозреватель французского еженедельника "Матэн" Жапризо. Несколько смущенные, - все-таки первые из газетчиков в самой Чека! - они последо- вали за Лацисом в кабинет. Обоих иностранцев кабинет председателя ВУЧК откровенно разочаровал: они ожидали увидеть нечто мрачное, нелюдимое, а увидели обыкновенную комнату с самым обыкновенным столом и стульями. И как всегда бывает при встрече с обыденным, привычным, все сомнения и страхи пропали, они почувствовали себя непринужденно и почти смело нас- только, что стали с нескрываемым любопытством разглядывать хозяина каби- нета. Ничего в нем не было ни таинственного, ни устрашающего. Им даже нра- вилось, что обличьем и манерами он походил на людей их круга. Они оба не были новичками в своем деле, за долгие годы репортерского труда им при- ходилось интервьюировать недоступных премьер-министров и коронованных особ, выдающихся ученых и всемирно знаменитых писателей, удачливых ко- миссаров полиции и не менее удачливых преступников, так что ранги и ти- тулы, равно как самые блестящие, так и рожденные скандальными сенсация- ми, уже давно перестали быть предметом их репортерского поклонения или трепета. Но эта встреча была совершенно иного рода. Она обещала небывалую сен- сацию. Прежде всего впечатляло само учреждение-Чека, о которой по страницам западных газет катилась зловещая молва. А человек, с которым предстояло им беседовать, стоял во главе этой железной организации здесь, на Украи- не, и, следовательно, был наделен, по привычному разумению журналистов, неограниченной властью над тысячами людских жизней. И вместе с тем эта власть каждый день могла рухнуть. Колен и Жапризо немало поколесили по этой взбудораженной стране, правда, на фронт они - так и не сумели попасть, но и того, что удалось им повидать, было пре- достаточно для твердого приговора: наспех сколоченная республика больше- виков обречена. Она вся - во власти разрухи и бесхозяйственности. И бе- зусловно, в самое ближайшее время рухнет. Гибнущей, по их представлению, новой русской государственности могло помочь лишь животворное экономи- ческое влияние с Запада. Но журналисты твердо знали, что никакой помощи, даже мизерной, не будет. Как же в этой обстановке поведет себя главный чекист всей Украины? Разумеется, профессиональная деликатность, журналистская этика не позво- лили господам журналистам включить в круг своих вопросов прямой: на что вы, большевики, надеетесь? А так хотелось спросить! Задать вопрос и пос- мотреть, как будет реагировать этот неприступный чекист. И в то же время они рассчитывали, что их проницательная опытность, несомненно, поможет им найти в любом ответе Лациса интересующий их смысл. Затем, придав это- му ответу нужную форму, они подадут его как сенсацию. Важно, чтобы Лацис много говорил. Надо так построить беседу, чтоб главный чекист разоткро- венничался - тут его можно и подловить. Но первой неожиданностью для них была внешность Лациса, его манера держаться, вести беседу - в общем, весь облик и линия поведения этого человека. О да, конечно, они не верили тем своим не в меру впечатли- тельным и нервным коллегам, которые представляли чекистов эдакими людое- дами, дикарями в кожаных куртках и с заряженными наганами в руках. Одна- ко они ожидали увидеть человека, в котором его происхождение из низов не сможет нивелировать никакой высокий ранг. А тут все иное - внешность Ла- циса никак не вписывалась в этот предварительный портрет. Тонкий мужест- венный профиль, выказывающий в Лацисе умный и сильный характер. И глаза тоже поразили господ журналистов: чего в них было больше - спокойствия, ироничной насмешливости, уверенной основательности? Такой человек, судя по всему, стремится видеть вещи такими, каковы они есть в действи- тельности, а не такими, какими хотелось бы ему их видеть. Лацис, как надлежало хозяину, первым нарушил почтительное молчание журналистов. И к тому же заговорил с журналистами по-английски: - Как себя чувствуете у нас, господа? - О, мосье, хорошо! - заулыбался Жапризо. - Мы увезем самые теплые воспоминания. - И неплохой материал для своих газет. Не правда ли? - в свою очередь улыбнулся Лацис. - Объективный, - корректно вставил Колен, а про себя подумал: "Похо- же, что чекист берет инициативу в свои руки. Не мы его интервьюируем, а он нас!" Лацис остро посмотрел на Колена, лицо его посуровело. - На страницах вашей газеты последнее время печатается особенно много небылиц о Советской России. Недавно в одном из номеров я прочитал даже, что русский народ ждет не дождется, чтобы его поскорей завоевала Англия. Колен сидел подтянутый, сдержанный и не без ехидцы заметил, смело глядя на правоверного чекиста: - Мистер Лацис, это пишут русские. - Кого вы имеете в виду? - быстро спросил Лацис. - За границей сейчас много русских. Очень много. А у нас печать - де- мократическая. Вот и пишут... - Вот вы о ком... Но, господа, вы ведь понимаете, что эти русские, равно как и воюющие в армиях Деникина и Колчака, давно потеряли право говорить от имени русского народа, став наемниками у вас, иностранцев: у англичан, французов, американцев... Ведь победи вы, никакой "единой, не- делимой России" не будет. - Лацис с усмешкой посмотрел на Колена: - Для вас, я полагаю, не является секретом конвенция о размежевании зон влия- ния между союзниками. По этому документу в английскую сферу входят Кав- каз, Кубань, Дон... - Лацис перевел взгляд на Жапризо, торопливо писав- шего в блокноте - А во французскую включены Крым, Бессарабия, Украина. Я не говорю уже о землях, на которые зарится Япония, и о претензиях Амери- ки. В кабинете воцарилась тишина. Ее нарушил Жапризо: - Господин Лацис, позвольте задать несколько вопросов? - Пожалуйста. - В голосе Лациса прозвучали насмешливые нотки. - Правильно я понял, что всех, бежавших за границу, вы расцениваете как ваших врагов? - Жапризо казалось, что этим вопросом он поставил Ла- цису ловушку. - Нет, конечно! Я убежден в том, что среди русской эмиграции в Париже и Лондоне есть порядочные, честные люди, хотя и не разделяющие идей большевиков, - сдержанно и спокойно ответил Лацис, все более отчуждаясь от своих собеседников. - Идея большевизма создать государство рабочих и крестьян... - убеж- денно начал было француз. - Оно уже создано, господин Жапризо. Вы две недели вояжируете по тер- ритории первого в мире рабоче-крестьянского государства! - жестко прер- вал его Лацис. - Простите за неточность. Тогда я сформулирую вопрос проще. Как в ва- шем государстве рабочих и крестьян относятся к дворянству? "Ну, уж на этот крючок он должен обязательно попасться", - лукаво по- думал француз. - Пушкин и Толстой были дворянами. Смешно не понимать значения пере- довой части дворянства в истории русской культуры и в истории революци- онного движения. Тогда нужно отказаться от Радищева, от декабристов. - Лацис внимательно посмотрел на журналиста. - Но, задавая этот вопрос, мне кажется, вы имели в виду другое. У вас там кричат, что мы репресси- руем всех, власть имущих в прошлом, что в застенках Чека томятся лица, виновные лишь в том, что они родовитого происхождения. Ваши газеты взы- вают к спасению этих жертв большевистского т | |
Просмотров: 346 | Загрузок: 135 | Комментарии: 4 | |
Всего комментариев: 0 | |